— Слушай, откуда ты все знаешь? — Джон и вправду был ошеломлен осведомленностью сестры.
— Я фильм видела по телевизору пару недель назад, — пояснила Филиппа. И тут же нахмурилась. — Все-таки странно…
— Еще бы не странно, — согласился Джон, но сестры в комнате уже не было. Несколько минут он пытался выбросить эту историю из головы, но тут влетела Филиппа, размахивая вчерашней газетой.
— Вот, смотри! — Она чуть не насильно всунула ему в руки «Нью-Йорк таймс».
— Что? На что смотреть?
— В Египте было землетрясение.
— И какая связь? При чем тут трещина в моей комнате?
— А ты посмотри. — Она забрала газету обратно и приложила к стене рядом с зеркалом. У Джона отвисла челюсть: трещина на стене Египетского музея древностей, явственно видная на фотографии в газете, точно повторяла все изгибы трещины, перерезавшей его зеркало, изголовье кровати и подушку.
— Ого! — выдохнул Джон. — Круто.
Филиппа снова нахмурилась:
— Ты сам это сделал! Ты решил меня разыграть.
— Вот еще выдумала! Я проснулся, а она тут! Честное слово!
— Но каким образом?
— Знаешь, может, это ерунда, но мне приснилось, что у меня очень сильно болят зубы. А трещина идет точно с того места, где я прижимался щекой к подушке.
Сестра не стала смеяться. Она стала внимательно рассматривать подушку.
— А почему мне ничего не приснилось? — обиженно спросила она. — Нам ведь часто снятся одинаковые сны.
— Сам удивляюсь. Но знаешь, наверно, так вышло, потому что я боюсь зубного, а ты нет.
Филиппа кивнула: что верно, то верно.
— Только это никак не объясняет сходство между твоей трещиной и трещиной на стене музея в Каире.
Они все еще продолжали обсуждать загадочную трещину, когда несколько часов спустя одолевали двадцать четыре лестничных марша, что вели в зубоврачебный кабинет Мориса Ларра на Третьей авеню. С мамой, которая, естественно, поднималась на лифте, дети вновь встретились в приемной. Она живо беседовала с доктором Ларром, причем вовсе не о зубах, а о теннисе, поскольку оба были заядлыми теннисистами.
Взглянув на близнецов поверх очков, мистер Ларр заговорщицки подмигнул.
— Мы играли в теннис на раздевание, — пояснил он. — Так она меня раздела догола. Ваша мать — профи. Да что там! Сколько женщин, которые зарабатывают на жизнь теннисом, и мечтать не могут о такой подаче! А как она шикарно выглядит на корте! Это само по себе редкость. У нас ведь на крупных турнирах не сразу и отличишь, кто играет: мужчина или женщина. Но вашу маму отличишь сразу и — навсегда. Гордитесь!
