Бакшиш с трудом поднялся и попытался удержать равновесие. Оказалось, что это непросто, но возможно. Главное — не смотреть под ноги. Лучше глядеть подальше, например на пирамиду, что высится в четверти мили отсюда. Место знакомое — они с отцом там частенько работают. Бакшиш уставился на пирамиду, и вдруг, словно под его взглядом, скошенная стена подалась и — рухнула на мерцающую поверхность пустыни, подняв огромную волну из песка, пыли и крупных и мелких камней.
Бакшиш побыстрее сел, а то того и гляди опять упадешь. Ему еще не доводилось переживать землетрясения, но он был уверен, что не ошибся. Что ж это еще, если не землетрясение? Земля прямо ходуном ходит! Отец, в отличие от Бакшиша, похоже, ничуть не испугался. Напротив, он радовался и бешено, истерически хохотал, безуспешно пытаясь встать на ноги.
— Наконец-то! Наконец-то! — выкрикивал он, словно уверенный, что землетрясение несет ему удачу.
Удары меж тем становились все сильнее, земля то заходилась в судорогах, то вставала на дыбы, точно желая помешать Хусейну Хуссауту, который все-таки умудрился встать и шел теперь по пустыне, как по палубе во время шторма. Ошеломленному Бакшишу казалось, что отец тронулся умом.
— Десять лет! — кричал Хусейн, перекрикивая рев стихии. — Я ждал этого десять лет!
Радостное возбуждение Хусейна только росло. Он — к ужасу Бакшиша — продолжал хохотать, даже когда тяжеленный «лендровер» от очередного толчка поднялся в воздух метра на три-четыре и, перевернувшись, шмякнулся крышей вниз.
— Папа, перестань! — закричал мальчик, придерживая Эфенди, который поскуливал и дрожал от страха. — Ты свихнулся. Перестань, ты же погибнешь!
На самом деле, пытаясь идти по колышущейся земле, Хусейн Хуссаут был не в большей опасности, чем его сын и собака, которые за эту землю отчаянно цеплялись. Но мальчику казалось, что отец выказывает полное неуважение к разыгравшейся стихии, и его смех и бесстрашие в конце концов навлекут на него, а заодно и на них с Эфенди, гнев подземных духов. И те покарают их смертью.
И вдруг землетрясение кончилось — так же внезапно, как началось. Подземные толчки стихли, пустыню перестало шатать и корчить, улеглась песчаная пыль, и воцарилась все та же звенящая тишина. Успокоилось всё и все — кроме Хусейна Хуссаута.
— Ну разве не чудо! — восклицал он, по-прежнему хохоча как безумный. Лишь теперь, когда стихия угомонилась, он опустился на колени и молитвенно сложил руки.
Бакшиш перевел взгляд на перевернутый «лендровер» и покачал головой:
