Но я помню, где находился первый. Я представляю себе Шэрон, живущую, как Анна Франк, в самом центре оккупированного города, среди врагов. Мы должны ее найти и взять к себе.
Джаред прерывает мои размышления.
— Именно чудики и должны были выжить. Люди, предсказавшие приход Большого Брата. Люди, которые заподозрили всех вокруг еще до того, как все вокруг сделались опасными. Люди, заранее подготовившие укрытия. — Джаред улыбается, не выпуская из рук альбом. А затем его голос мрачнеет. — Люди вроде моего отца. Если бы он и мои братья не схватились за оружие… Спрятались бы с нами, и все.
Я слышу боль в его голосе и говорю чуть мягче.
— Ладно. Тут ты прав, согласна. Только вот эти линии ничего не значат.
— Скажи мне еще раз, что он сказал, когда нарисовал их.
Я вздыхаю. Дядя Джеб спорил с папой. Дядя Джеб пытался убедить папу, что никому нельзя доверять. Папа отшучивался. Дядя Джеб схватил со стола фотоальбом и… нацарапал на обложке какие-то линии. Папа рассердился, сказал, что мама будет ругаться. Джеб ответил: «Мать Линды просила вас всех ее навестить, ведь так? Вот так, ни с того ни с сего? Расстроилась, что приедет только Линда? Я тебе вот что скажу, Тревор: Линда вернется на удивление покладистой. О, конечно, она может притвориться, что сердится, но разницу ты заметишь». Тогда это казалось полной бессмыслицей, но папу слова Джеба сильно расстроили. Он велел дяде убираться, тот уперся, стал предупреждать, просил опомниться, пока не поздно, схватил меня и прошептал: «Не давайся им, девочка. Иди с самого начала, по линиям. Дядя Джеб приготовил безопасное место». После этого отец и вышвырнул его за дверь.
Джаред рассеянно кивает, все еще изучая линии.
— С начала… по линиям… Наверняка они что-то значат.
— Значат? Эти каракули? И на карту-то не похоже: даже не соединяются между собой.
— Взгляни, в первой точно что-то есть. Что-то знакомое. Я где-то уже такое видел!
Я вздыхаю.
— Может, он сказал тете Мэгги, и у нее есть карта получше.
— Может, — соглашается Джаред, не отрывая взгляд от каракулей дяди Джеба.
Мелани тащит меня в прошлое, к какому-то давнему воспоминанию — воспоминанию, которое долго от нее ускользало. Я с удивлением понимаю, что она соединила эти два кусочка, старый и свежий, совсем недавно. Когда я уже была здесь. Поэтому-то линии, самый-самый заветный ее секрет, все-таки просочились через прочные заслоны, — слишком внезапно она наткнулась на разгадку.
В этом расплывчатом детском воспоминании Мелани сидит на коленях отца и держит в младенческих ручках с пухлыми пальчиками все тот же альбом — правда, пока не такой потрепанный. Странное ощущение — видеть свое тело в детстве.
