К тому же чего там делать? Со сводным братом и сестрой у них общего очень мало, слишком большая разница в возрасте. Да и с моложавым отчимом кроме как о лечебной медицине да о теннисе говорить тоже не о чем, а ни то ни другое Мишу нисколько не интересовало.
Настоящий же Мишин отец, некто Вениамин Сулейкин, которого он никогда не видел, жил так далеко, что все равно как его и вообще на свете не было, — где-то в Канаде, в Торонто. Там, говорят, зимой еще хуже, чем в Москве, совсем околеть можно.
И с девушками Миша Сулейкин в зимнее время тоже не встречался. Невыносима была сама мысль о том, что после придется провожать девушку домой, может быть, даже целовать ее на прощание в холодные, как у мертвеца, губы, а потом спешно добираться к себе по сумрачному стылому городу с завывающим в проулках ветром.
Временами Миша жалел, что он не медведь, не может уснуть на всю зиму и проснуться только, когда развеется этот леденящий мрак, наступит нормальная жизнь, вернется тепло и свет. Было бы замечательно пососать лапу в уютной берлоге где-нибудь с конца октября до начала апреля.
Сегодняшним вечером, однако, все складывалось несколько иначе. Обычная апатия неожиданно исчезла, и Мишей Сулейкиным овладело какое-то странное беспокойство. Что-то неуловимое мучительно свербило в памяти, навязчиво зудило, не давало сосредоточиться.
Миша раздраженно болтался по квартире, хватался за какие-то предметы и, бессмысленно повертев их в руках, клал на место. Позвонила мама, он говорил с ней, рассеянно отвечал на дежурные вопросы, шарил вокруг взглядом, пока не уткнулся в стоявший около кресла торшер. Тут наконец кое-что прояснилось.
Сегодня его опять послали в центр, какие-то кассеты надо было срочно отвезти в телегруппу, которая чего-то там снимала в зале «Пушкинский».
Как будто больше послать некого!..
Миша потащился туда, по установившейся уже традиции поболтал в подземном переходе со знакомым мальчишкой-инвалидом — славный такой паренек — и нырнул обратно в метро.
Когда вышел из метро, было уже совсем темно. Миша, как обычно, в переполненном автобусе возвращался домой и, приткнутый толпой к заднему стеклу, поглядывал в дырочку, которую замерзшим пальцем брезгливо выскреб на заиндевевшем стекле. Автобус проезжал мимо какого-то большого магазина, и Миша внезапно обратил внимание на мелькнувший в освещенной витрине огонек.
Именно это и не давало ему покоя весь вечер.
Миша спешно закончил разговор, положил трубку и, по-прежнему не отрывая глаз от торшера, глубоко задумался, пытаясь понять, чем же привлек его вспыхнувший в вечерней тьме огонек. Он тщательно восстановил в памяти витрину — она принадлежала магазину «Свет и Уют» и была заполнена лампами всех видов и конфигураций. Он даже без особого труда припомнил лампы, так как проезжал мимо ежедневно. Они, как правило, все горели, и оттого витрина выглядела необычайно торжественно, даже вызывающе, как будто в магазине «Свет и Уют» перманентно происходило какое-то неуместное праздничное мероприятие типа небольшого королевского бала.
