Малышке было месяцев пять или шесть. Она устала от вечерних развлечений. Одеяльце у нее было мокрым, личико грязным и заплаканным, но она начала засыпать.
— Дай ее мне.
Это была Сцилла. Она стояла у него за спиной.
— Дай мне малышку, Роджер. Ты ее вот-вот уронишь.
Она торопливо протянула руки. Он передал ей сверток.
— Познакомься, Дилис Элленби.
Сцилла прижала младенца к груди. Маленькое бледное личико на фоне черного бархата походило на камею.
Годвин оглянулся на Макса.
— Надо вытащить мать.
Худ чуть заметно покачал головой.
— У нее ног нет. — Он говорил шепотом. — Там, внизу, как на бойне.
Годвин только теперь заметил, что Худ весь в крови.
Он снова встал на колени рядом с женщиной, нагнулся к самому ее лицу.
— С вашей дочкой все замечательно, миссис Элленби. Ни царапинки. Вы меня слышите? С ней все будет… прекрасно.
— Ее зовут Дилис.
Глаза матери закрывались, словно она засыпала.
— Она… чудесная… малютка… никаких… хлопот…
Она сумела на несколько дюймов приподнять руку. Годвин взял ее, ощутил слабое пожатие пальцев, последнее усилие.
— Помощь идет, — зашептал он ей в ухо. — Все будет хорошо. Только продержитесь еще немного. С Дилис все хорошо, она ждет вас…
Он все шептал, и наконец ее пальцы обмякли, и он понял, что женщина умерла.
Выходя из здания, они увидели команду «скорой помощи», тащившую пристегнутого к носилкам человека.
— Там мертвая женщина, — сказал Годвин.
— Придется ей подождать своей очереди. Нам бы пока с живыми разобраться.
Санитары зашаркали дальше, как статисты в «Гамлете».
Сцилла с Максом остановились на другой стороне улицы, где дома не пострадали, если не считать выбитых окон. Сцилла укачивала малышку, тихонько целовала ее в макушку, покрытую светлым пушком.
— Торопиться некуда, Роджер, — заметил Худ с равнодушной беспечностью опытного солдата, кивая на здание, где они только что побывали.
Обернувшись, Годвин увидел, как последняя кирпичная стена рухнула, похоронив под собой миссис Элленби.
— Ох, Господи спаси…
Худ положил руку ему на плечо.
— Бывает и так, старина. Каждую ночь бывает, будь они прокляты.
Он катал в пальцах незажженную сигару.
— Идемте, герои. Может, у Питера еще осталась бутылочка-другая, — вымученно улыбнулась Сцилла.
Она бережно прижала малышку к груди. Они повернули обратно к «Догсбоди», перешагивая через путаницу шлангов и стараясь не очень мешать.
Кто-то из газетных фотографов, разговаривавших у дверей с Питером Коброй, заметил их и узнал Сциллу.
