, дескать, душат,
они клещами давят, но… Кого без
них поливать будете, а? Да ту самую
свободу — вот кого! И не поливать, они ее душить, они ее зубами рвать будут готовы, потому что у них к ней, к свободе их вожделенной, одно чувство будет — главное. Страх, Рыжик. Хищники из клеток на свободе могут чудом и выжить, а если подохнут, то — от голода. Они просто охотиться не умеют… А вот зайчики разные и прочие травоядненькие — они еще раньше, чем от хищников, от
страха сдохнут.
— Но, значит, и хищникам плохо придется? И вам тоже — несладко будет?
— Не особо, Рыжик. Перестраиваться всегда непросто, но… Не особо.
— Почему? — заинтересовалась я. — Ты же сам говоришь…
— Потому что мы — умеем охотиться. В отличие от партийной верхушки… У тех давно уже клыки до десен сточились — вот они и подохнут. А кто сам не сдохнет, того ведь подпихнуть можно и даже… несложно — так, с подоконника, легонько…
— Ты… — я запнулась, — так говоришь… Как будто для тебя жизнь это просто… Так жестоко, словно ты…
— Да-а? — насмешливо протянул он. — А кто меня час назад просил прижать своего бывшего, а? Целку-то из себя не строй — как будто ты не знаешь, как у нас прижимают.
— Я… Я просто устала!.. И мне…
— Да, ладно тебе. Хватит лирики, — он сменил тон, и голос его зазвучал как-то иначе. Не тверже, не жестче, но… иначе. — Я сказал тебе все, что хотел, и теперь решай. Верить мне или не верить — дело твое, никто тебя не принуждает. Но ты должна выбрать. Если ты со мной, ты делаешь то, что я говорю. Если нет, забыли и разбежались.
Он остановился. Его рука сдвинулась с моей талии вверх по спине, ладонь легла на шею сзади и пальцы стали сначала легонько, а потом чуть сильнее гладить мне загривок. Мои соски под блузкой затвердели и внизу живота возникло… Он знал, где меня нужно гладить.
Я инстинктивно прижалась к нему бедром и огляделась. Мы уже довольно далеко отошли от вольера с волками и теперь стояли перед высокой оградой с толстыми — намного толще, чем у canis lupus, — железными прутьями, за которой…
Огромная полосатая кошка уставила на меня желтоватые фонари своих глаз.
Боковым зрением я видела все ее громадное рыжеватое туловище, тяжелые передние лапы, вздувшиеся бугры мышц в предплечьях, налитые страшной, упругой силой, гибкую и легонько вздрагивающую змеюгу хвоста… Боковым — потому что желтые фонари ее глаз каким-то образом притянули и намертво привязали к себе мой взгляд, не давая ему свободно скользить по всему ее телу.
