(с моей помощью, во всяком случае, с моей
подачи), а уж потом — я (может быть, как фишка ляжет)… Как знаю, сколько родинок у него на груди, сколько раз у него встанет за ночь, если он
настроен на это, словом…
Знаю. И нисколечко не боюсь — ни капельки, я даже хочу этого, потому что точно знаю и еще кое-что: если ему и удастся сделать это,
(вопреки всем моим расчетам…)
то когда покончит со мной, он покончит и с моим страшным кошмаром, в который я окунаюсь теперь почти каждую ночь с тех пор как…
С той ночи, за которой было утро, была странная поездка с мужем на …цатый километр загородного шоссе,
(…я плохо соображаю… Я вся скована жутким ночным кошмаром. Из которого никак не могу выбраться… Мне показали, что такое настоящий страх…)
на мусорную свалку, и там на этой свалке я увидела изуродованные трупы Хорька и его охранника (труп Хорька — безголовый). Которые потом схоронили в закрытых гробах, а во взгляде Седого на этих похоронах, ясно проскользнуло эдакое пилатовское: я умываю руки…
И с тех пор каждый раз, стоит мне только заснуть, я вновь оказываюсь там, и…
У меня больше нет сил выносить эту пытку. Больше нет сил вырываться из этого кошмарного бреда — раскрывать глаза, просыпаться и тут же понимать, что стоит мне снова заснуть,
(Господи, не могу же я совсем не спать!..)
как я опять окажусь там, где сверху, в мертвой серой пустоте висит багровый
(диск?.. Обруч?.. Тарелка?..)
круг, а внизу… Повсюду, на сколько хватает глаз, простирается красный — местами почти алый, а местами тускло багровый, — песок. И взгляду не за что зацепиться, разве что за огромные песчаные глыбы,
(валуны?…)
образованные из того же песка, из слипшихся друг с другом песчинок,
(сколько же времени нужно для того, чтобы из песчинок получились такие громадные глыбы?.. Столько, что само время должно быть каким-то другим! И оно — другое! Здесь — другое…)
но почему-то взгляд не может за них зацепиться, взгляд соскальзывает с них, и…
Тот день с самого утра был окрашен в юмористический тон. Почему-то все вызывало у меня смех — лопнувший тюбик с зубной пастой, внезапно выключившаяся, едва я успела намылить спину и грудь, горячая вода в душе, сломавшийся и сжегший бутерброды ростер, отскочившая крышка кофемолки, плюнувшей мне в физиономию недомолотыми кофейными зернами, и все прочие «прелести» нашего совкового быта. Всегда вызывавшие у меня глухое раздражение, в тот день эти прелести почему-то заставляли глупо хихикать — они словно подводили, легонько подталкивали к главному событию, пику всей сегодняшней клоунады, который должен распахнуть шлюз, сдерживающий смех, и исторгнуть из глотки настоящий хохот.
