В коридоре она наткнулась на Даню. Увидев его, Сима приникла к сыновнему плечу и, захлебываясь не столько горем, сколько возмущением, поведала Даниле об ужасающем падении нравов в "та-аком нежном возрасте!" Данила хмыкнул, успокаивающе похлопал мамулю по плечу и сам отправился усмирять юных волчат, возжаждавших крови и зрелищ. Даша и Настя и в самом деле до непристойности недолго переживали бабкину смерть, а уж сегодня-то ждали от незнакомой, но волнующей ситуации новых и интересных ощущений.
Надо сознаться, Варвара сама была виновата в их бесчувственности: "выпрями спину", "как ты ешь?", "убери локти", "подтяни колготки", "что это у тебя на голове?" — таков был основной набор теплых слов, исходивших от "бабеньки". Настоящей бабушкой — ласковой и понимающей — была Сима. "Бандитеныши" знать не знали, что нехорошее безразличие к Варвариной смерти может так обидеть и напугать их любимую "бабулю Симулю". Когда та выскочила из детской, девчонки испугались. Любое наивное дитя знает, что лучший способ защиты — сицилианский: нападать первым. Даню встретили два хмурых взгляда исподлобья и два пухлых рта, надутых и крепко-накрепко сжатых в смертельной обиде.
— Ну-с, хулиганки, что вы такого ляпнули Симочке? — ехидно произнес он, закрывая дверь в комнату и разглядывая две упрямо наклоненных беленьких головки.
— Мы просто хотели потрогать бабу Варю! — четко произнесла Настя и беспомощно оглянулась на сестру в ожидании поддержки.
— А что, нельзя? — гневно вступила Дашка, бейсболистом врываясь на "поле битвы" — торс вперед, челюсть выпячена, реакция на высоте.
— А вы отличная команда, девчонки! — не удержавшись, хихикнул Данила, — Ладно, поговорим начистоту.
Данила, выходя из детской часа через два, чувствовал себя, как выжатая в чай канарейка: "Ох и нежелательное, мягко говоря, к бабкиной смерти отношение. Трупик потрогать — это круто! М-да-а… Ладно, допустим, обычный детский цинизм: они ведь не знают еще, что такое смерть". Объяснения с бандитенышами утомили его, но и рассмешили. Данила не был похож на свою славную маман — неженку и фантазерку, он отлично знал, что реальный ребенок не слишком похож на "чистую, невинную душу" из сентиментального романа. В природе не существует таких ангелоподобных созданий. А то они только тем бы и занимались, что плакали над заблуждениями старших, и каждая пролитая ими слезинка стоила бы дороже царствия небесного.
При всей снисходительности к выходкам малышни, Даня все же ощущал нехорошую тяжесть на душе. А может быть, юные нахалки тут были совершенно ни при чем. Возвращаясь мысленно к моменту и ко всей атмосфере вокруг теткиной смерти, Даня осознавал: в этом доме произошло что-то непоправимо дурное, помимо самого факта гибели Варвары Николаевны, хозяйки дома и матери семейства. Это "что-то" не позволит семейству вот так запросто вернуться назад, к налаженному быту и привычной системе ценностей. Непонятное "что-то" скверно повлияло и на него самого, достойного члена семьи Изотовых, пусть и не особенно преданного фамильным идеалам.
