Она еле сдерживается, чтобы не заплакать. Присмирев, затихаю, но ненадолго. Если не буду бегать, то меня просто раздавит то, что обрушивалось на нас в эти дни. Мне надо рассказать Косте, Витьке, ребятам. Спросить, обсудить, что будет дальше… Как она этого не понимает?
— Ты слушайся маму, — шепчет мне Сергей, когда мы забиваемся в угол блиндажа. — Слушайся, она плачет…
Он говорит правду. Сегодня мама вернулась с завода раньше обычного.
«Никакой работы, — передал мне ее слова Сергей. — Три раза в бомбоубежище лазили…»
Мать пришла, а меня нет. Все беды от моего дурацкого любопытства. Удивляюсь всему, как ненормальный. Когда же это пройдет? Пройдет, успокаиваю я себя. Скоро стану рассудительным, как моя мама или дед Степаныч. Все! За осколками больше не бегаю. Не бегаю, как давно не бегаю смотреть воздушные бои.
Вспоминая сейчас те ночи и дни, я думаю: вот уж воистину все познается в сравнении. Все, что происходило в нашем городе до 23 августа, было одной жизнью, а с этого дня началась другая, ее и жизнью-то не назовешь, потому что кругом была смерть, она обступила нас со всех сторон, сжала, вдавила в землю и, казалось, вот-вот расправится с каждым.
Я мало верю в предчувствия, но со мной не однажды случалось, когда интуиция, какое-то необъяснимое движение души помогало угадать, что произойдет дальше. Так было и в этот день, 23 августа. Когда где-то еще на подступах к городу торопливо забухали зенитки и еще не было самолетов, когда сквозь разноголосый орудийный лай только пробивался их гул, во мне будто что-то оборвалось. Гул был необычно плотный, густой. Он слышался не как всегда с запада или северо-запада, а заливал небо со всех сторон. Зенитки палили особенно остервенело. Мы выбежали на улицу и уже мчались к блиндажу, как вдруг этот гул, перекрывая грохот орудийных залпов, словно вырвался из подземелья и сразу подавил все вокруг. Небо тоже почернело, и я увидел, что с трех сторон на город идут самолеты.
Они катились волнами, и свободным от них было только Заволжье. Впереди самолетов лопались и расползались облачка. Но самолеты, не нарушая строя, шли прямо на них, и создавалось впечатление, что разрывы зениток отступают.
Мы добежали до оврага и остановились. Здесь уже стояло десятка три людей. Они оцепенело смотрели в небо. В предчувствии неотвратимой беды мы тоже замерли. Самолеты были еще далеко, только на подходе к городу, а небо, все небо гудело и грохотало, будто его разламывали. Темные ревущие стада все еще гнали перед собой белые облачка зениток, но вот эти облачка стали вспыхивать в их гуще, а самолеты вдруг начали вываливаться из строя и падать вниз.
