Эрнест раздраженно оттолкнул от себя книги. Где уж тут сосредоточиться! Есть ли в Англии хоть один одушевленный столь же благородным честолюбием юноша, которому приходилось бы преодолевать такие дурацкие препятствия? Просить о чем-нибудь мать теперь тоже совершенно бесполезно. За последнее время с ней произошла какая-то необъяснимая перемена. Эрнест склонялся к мысли (так же как Крис и Джули), что миссис Бантинг заразилась от своего мужа горячкой бережливости и притом в исключительно тяжелой форме. Что же касается уплаты за него залога...
В последние дни стало ясно, что она не собирается это делать. Стоило Эрнесту упомянуть о табачных акциях, и она смущалась, краснела, всячески уклонялась от ответа. А ведь это была ее мысль — продать акции. Сначала она покупала ему учебники и письменные принадлежности, а теперь и знать больше ничего не хочет. Это возмутительно, это просто нечестно, думал Эрнест, поманить человека, заставить его зубрить так, как это делает Эрнест, а затем бросить его на произвол судьбы.
Гнетущее чувство, что его обошли, предали и обрекли на неудачу, охватило Эрнеста. Ему никогда не удастся пробить себе дорогу, никогда, нечего и стараться. Он может лезть из кожи, убивать на зубрежку все свое свободное время, а в результате ни на шаг не сдвинется с места, — как стучал до сих пор на пишущей машинке в Килвортском городском управлении, так и будет стучать до конца жизни. Если бы он был такой, как все, то уж куда ни шло, он бы тогда и относился ко всему иначе. Но если ты от природы честолюбив, неглуп, и наделен незаурядными способностями...
Жужжание косилки, наконец, прекратилось: Эрнест мог теперь возобновить свои занятия. Но он этого не сделал. Он так глубоко погрузился в уныние, что сидел, барабаня пальцами по столу, бесцельно перелистывая страницы учебника и думал о том, что сегодня нет уж никакого смысла продолжать работу. Если занимаешься чем-нибудь, требующим напряженного внимания, и тебя прерывают, чрезвычайно трудно снова войти в колею. Конечно, отец и понятия об этом не имеет: ему ведь никогда не приходится так напрягать внимание.
Почти все вечера оканчивались у Эрнеста подобным угасанием пыла. Скоро он все это бросит. Он всеми силами этому противился, но знал, что так будет. Периоды напряженной работы чередовались у него с состоянием, когда он, по выражению мистера Бантинга, «слонялся по дому, как лунатик». Как ни сильно претили мистеру Бантингу занятия Эрнеста бухгалтерией, еще сильней, повидимому, претило ему это лунатическое состояние. Сам он в молодости никогда не слонялся без дела. Всегда находил он, к чему приложить руки, и весь отдавался работе... И вот в результате... Слушая его, Эрнест изо всех сил стискивал зубы.
