В давние времена страховой агент ухитрился так запугать мистера Бантинга, что он застраховал «Золотой дождь» на случай осадки фундамента. Обуреваемый страхом, он совершал по вечерам обходы вокруг своего жилища и в дождь, и в резкий ветер, и в холод, с тревогой приглядываясь, не появились ли в грунте трещины. В засушливые месяцы фундамент даже поливали из шланга по совету одного человека, брат которого работал десятником на стройке. И «Золотой дождь» до сих нор стоит прочный, незыблемый, как нормандский замок, подкрепляя собой веру мистера Бантинга в то, что дурные предчувствия никогда не сбываются.
Он сунул ключ в замок и вошел в холл. Часы приветствовали его боем — ровно половина второго. «Секунда в секунду», — весело подумал он и проследовал на кухню, переступив ее порог как раз в ту минуту, когда миссис Бантинг вынимала жаркое из духового шкафа.
— Ни с места! — скомандовал мистер Бантинг и поцеловал жену сначала, в одну щеку, потом в другую, а она, застигнутая врасплох, держа сотейник в обеих руках, только и могла выговорить: — Вот глупый, ведь костюм вымажешь!
— Помочь тебе?
— Нет, Джули все сделает.
— Да не может быть! — иронически воскликнул мистер Бантинг и, войдя в столовую, совершил непростительный по своему плебейскому тону проступок, всякий раз возмущавший членов его семьи: он снял с шеи крахмальный воротничок и надел его на бронзовую Психею, стоявшую на буфете.
— Папа! — взмолилась Джули, появляясь в столовой с горной горячих тарелок.
— Надо же его когда-нибудь снять? — Теперь так никто не делает, — сказала Джули, семнадцатилетняя девица, воспитывавшаяся в школе мисс Морган-Делл, где ей главным образом прививали правила хорошего тона.
— Долой воротничок! — твердо заявил мистер Бантинг. — Это первое, что я делаю, когда прихожу домой. Символический акт!
Сыновья сидели в гостиной; мистер Бантинг вошел туда, и его сразу охватило чувство — нередкое за последнее время, — что перед ним находятся двое незнакомых юношей. В таких случаях он часто прикрывал смущение деланной шутливостью, но с некоторых пор ему начало казаться, что сыновья считают его шутки глуповатыми. Они взрослели и непостижимой быстротой, взрослели и уходили от него все дальше и дальше, замыкаясь в себе. Иной раз мистер Бантинг даже робел в их присутствии. Особенно в присутствии старшего сына, Эрнеста. Двадцать один год, высокий, серьезный, и как будто ничего отцовского в нем — вот он сидит за роялем и листает ноты!
