Если же вы искали какую-нибудь мелочь вроде шестипенсовой лопатки для перекапывания земли в цветочных горшках и ящиках на подоконнике и спрашивали что-нибудь подешевле, не первого сорта, фирма Брокли, к сожалению, ничего не могла вам предложить. Вы чувствовали, что эти слова — «не первого сорта» — шокировали и заставляли настороженно притихнуть все здание.
«Вы ошибаетесь, сэр, — казалось, говорил вам продавец. — Это фирма Брокли. Не Билсон, и не Стилсон, и не какой-нибудь шестипенсовый базар. Мы не сомневаемся, что эти учреждения тоже полезны в своем роде. Возможно, что в другом магазине вы найдете какое-нибудь подобие лопатки, изготовленное не из шлифованной стали, а неизвестно из чего, если уж вам пришла охота покупать такую дрянь. Но мы такими вещами не торгуем и никогда не торговали»
После смерти старика Джона молодой Брокли — ему было за сорок, но его так называли в отличие от отца — принял бразды правления или, скорее, ему волей-неволей пришлось взять их в руки. В изнеженные, белые руки, умело и любовно наклеивавшие редкие марки в альбомы, но не привыкшие к обращению с более грубым товаром. Молодой Брокли всю жизнь страдал оттого, что отец у него был человек кромвелевской складки. Никому из служащих и в голову не приходило советоваться о чем бы то ни было с молодым Брокли: ни один коммивояжер не считал нужным обращаться к нему со своими предложениями. Если кто-нибудь случайно заходил к молодому Брокли, он поспешно направлял посетителя к старику Джону и скрывался к себе в кабинет. Там, в комнате, убранной с чисто женским вкусом, он делает записи в конторских книгах своим тонким, как паутина, почерком, отлично зная, что отец презирает его и смотрит на него как на пустое место.
Старик Джон умер скоропостижно. Смерть настигла его за письменным столом. Первым обнаружил это молодой Брокли и был так потрясен, что ему понадобилось на целый месяц уехать за границу для укрепления расшатанных нервов. Странствуя по Европе, осматривая дворцы и собирая марки, — он специально заезжал в Румынию за марками нового выпуска, — он вяло раздумывал о том, что делается в фирме без него, и о том, что ожидает ее в будущем. По вечерам, сидя за бутылкой вина, он размышлял с тоскливым выражением в мягких карих глазах. «Пожалуй, надо будет пригласить директора, — решил он, наконец. — Да, конечно, директора».
А может быть, эту мысль подсказала ему жена. Как бы там ни было, после многих бессонных ночей, проведенных в отелях разных стран Европы, он вернулся в Англию и там на выставке в Институте рекламы повстречался с Вентнором.
