Пушкинский вальс | страница 38



    - Девушки… книгу у меня примете? – спросил он наконец.

    - Конечно, конечно! – оживилась Ксюша,быстро садясь за стол. – Фамилию вашу скажите, пожалуйста.

    Владислав Георгиевич назвал свою фамилию, девушка взяла у него Ледбитера, быстренько поставила в карточке отметку о возвращении.

    - Брать что-нибудь будете?..

    - Нет…- рассеянно ответил Владислав Георгиевич. – В другой раз…

     Он повернулся и пошел к дверям. У Владислава Георгиевича зрение было плохое с детства, и очки он носил со школьных лет. Но вот слух у него всю жизнь оставался как у филина! А потому уже в дверях он услышал, как перешептывались девушки у него за спиной.

    - Дяденька какой-то чудной, - сказала одна. – Зачем он только к Лиле-то ходил?

    - Ну как зачем, - ответила другая. – Клинья небось к мегере нашей подбивал, а она его взяла и бортанула… Видишь, какой вышел расстроенный?

 Они тихо захихикали, а Владислав Георгиевич вышел в коридор, плотно прикрыв двери за собой.

     В гостиницу он возвращался как во сне. Его не покидало крайне неприятное чувство, будто бы его вежливо отвергли.

     На этаже сегодня была другая дежурная. Эта дама была помладше Надежды Александровны и не столь приветлива. Она не заговаривала с постояльцами, не улыбалась им, просто сидела на своем месте и смотрела по сторонам. Если к ней обращались, отвечала сухо и однословно. Звали ее Маргарита Николаевна.

    Владислав Георгиевич прошел в свой номер, неторопливо переоделся в домашнее.Он вдруг ощутил себя совсем старым! И сам не мог взять в толк – откуда такое отчетливое и нерадостное ощущение.

   После ужина включил телевизор в надежде посмотреть какой-нибудь фильм.

 Он улегся на кровать, взял в руки пульт и начал пробежку по каналам. Но нигде и ничто не привлекло его внимания; ни передач, ни фильмов, то и дело перемежающихся обширными рекламными блоками, смотреть не хотелось. Владислав Георгиевич выключил ящик и полежал в тишине, думая о своем. Почему-то было очень обидно – он так хотел бы побыть с нею наедине, поговорить по душам, сказать ей добрые, теплые слова утешения… Как же она расстроилась! Ему казалось: он очень даже смог бы поправить ей настроение, но… она не захотела. По сути дела, вежливо послала его. Конечно, жаль… и так обидно! Он сам усмехнулся столь невеселым мыслям. Уж не влюбился ли ты по уши, Владислав Георгиевич? Жаль… обидно… Что еще за мальчишество на старости лет?..

     Он сам не заметил, как задремал. Из состояния забытья его внезапно вывел оглушительный трезвон, и Владислав Георгиевич в испуге вытаращил глаза, совершенно не соображая, что происходит. Он машинально взглянул на часы: без пяти десять. Вечера, естественно… Только тогда до него дошло наконец, что это надрывается гостиничный телефон, стоявший на прикроватном столике.