— Дэвид, прошу тебя.
— Я не думаю, Мэри, что ты лжешь, — сказал я. — Но думаю, что ты сбита с толку.
В глазах ее вспыхнул гнев, словно она угадала мои мысли. Потом угас, сменившись пониманием неизбежного. Мэри потупилась, перевела взгляд на стоявшую подле нее сумочку.
— Наверное, единственный способ убедить тебя — это заплатить.
— Мэри, это за пределами моих возможностей.
— Ты знаешь людей.
— Я знаю кое-кого. У меня есть несколько источников, сохранившихся с работы в газете. Но этого мало. Здесь требуется настоящее расследование.
Она поднесла руку к лицу.
— Оставь, Мэри. Ты же понимаешь, о чем я говорю!
Она не шевельнулась.
— Я попусту введу тебя в расход. Почему не хочешь нанять настоящего детектива?
Она покачала головой.
— Это их работа.
Она подняла глаза, полные слез.
— У меня здесь есть несколько фамилий. — Я открыл верхний ящик стола и достал записную книжку, которой пользовался, еще работая в газете. — Давай посмотрим.
Я слышал, как она шмыгает носом, видел, как утирает слезы с лица, но не реагировал.
— Вот человек, которого я знаю.
Мэри подняла руку:
— Не нужно.
— Но он поможет те…
— Я не стану объяснять это никому другому.
— Почему?
— Ты представляешь, сколько раз я мысленно вела этот разговор? Не думаю, что у меня хватит сил повторить его снова. Да и какой смысл? Если ты не веришь мне, почему считаешь, что поверит детектив?
— Это его работа.
— Он рассмеется мне в лицо.
— Мэри, этот человек не рассмеется.
Она вновь покачала головой:
— Ты так смотрел на меня… Я больше не смогу этого вынести.
— Мэри…
Она наконец опустила руку.
— Представь себе, что это была бы Деррин.
— Мэри…
— Представь себе, — повторила она, потом спокойно поднялась и вышла.
3
Я вырос на ферме. Отец охотился на фазанов и кроликов, у него была старая винтовка со скользящим затвором. По утрам в воскресенье, когда вся деревня — в том числе и моя мать — шла в церковь, он вел меня в лес, и мы стреляли.
Когда я подрос, мы продвинулись до копии «беретты», которую отец заказал по почте. Стреляла она только пульками, но мы ставили в лесу мишени в человеческий рост. Десять мишеней. Попадание в голову — десять очков, в корпус — пять. В день, когда мне исполнилось шестнадцать, я впервые выбил сто. За это отец позволил мне носить свою любимую охотничью куртку и взял в пивную вместе с друзьями. Вскоре вся деревня узнала, что его единственный сын станет снайпером в британской армии.
Этого не произошло. Я так и не пошел в армию. Однако десять лет спустя нашел заклинившую «беретту», очень похожую на ту, из которой когда-то стрелял, на улице в Александре, пригороде Йоханнесбурга. Только эта была настоящей. В обойме оставался один патрон. Потом я узнал, что в тот же день пуля, возможно, даже из найденного мной пистолета, оборвала жизнь фотографа, с которым мы два года занимали один кабинет. Фотограф прополз треть мили по улице — вокруг стреляли, люди перепрыгивали через его тело — и умер посреди дороги.
