Толстые членистые лапы, покрытые редкими жесткими щетинками…
Черное туловище, похожее на огромную каплю…
Спроси кто-нибудь Артема, кого он ожидал увидеть, и он вряд ли бы нашелся с ответом. Но ему и в голову не могло прийти, что спасать придется паука… то есть паучиху. Правда, пол в данном случае значения не имел.
Не то что Артем сильно боялся пауков, но никакой любви к ним не питал. А если учесть, что фрау Матильда была размером с крупную псину… Последнее обстоятельство могло вызвать приступ арахнофобии у кого угодно.
— Ты что, паук? — брякнул Артем.
— Ну вот, началось, — проворчала Матильда. — «Паук…» Тебя, кажется, никто обезьяной не называл… нацист.
Последнее словечко было, вне всякого сомнения, ругательством. Очень грязным. Но знакомым, в отличие от всевозможных «кусобабов», «ибланов» и «буликов». Смысл слова скрывал мрак забвения, который по-прежнему окутывал прошлое Артема, однако он точно знал, что хорошего человека таким словом даже в шутку никто не назовет.
Но если подумать… Что возьмешь с восьминогой твари? Небось, болтает, сама не зная что.
Повисла неловкая пауза.
— Что таращишься? — нарушила молчание паучиха. — Нравлюсь? Вот выберемся наружу — тогда и любуйся сколько влезет. А сейчас шевелись.
Откровенно говоря, если Артем и остолбенел, то далеко не от восторга. Но если начал дело, его надо довести до конца. Собрав в кулак всю свою волю, он подошел поближе. И, зажмурившись, протянул паучихе руки.
— Залезай…
— Ты чего мне в глаза пальцами тычешь! — взвилась Матильда. — Хочешь, чтобы я тебя кусанула? Или думаешь, что если с головой плохо, то и яд не подействует?
«Ах, мы еще и ядовитые… Просто сказка. Всю жизнь мечтал сплясать тарантеллу перед смертью».
Артем чуть ниже опустил руки… и едва успел подхватить тяжелое тело, которое навалилось на правую руку. Острые, как бритвы, коготки впились в одежду, и небольшая головка ткнулась ему на плечо — совсем по-кошачьи.
— Чего стоишь? — послышался у самого уха скрипучий голосок. — Смотри, эти кусобабы возню разгрузят и…
— Кто? — переспросил Артем, осторожно распрямляясь. Паучиха была легче, чем можно было ожидать, но все же отнюдь не пушинкой.
— Кто-кто… — забормотала Матильда. — Дружочки твои. Алларт, Тейс… Да ты под ноги смотри. Споткнешься еще… Я со страху и укусить могу… Не сильно — так, легонечко. И когда я тут умру от голода и жажды, ты еще дней сто проживешь… так сказать. Будешь ползать, как сонный буг, пока совсем не окочуришься. Да ты и так не
