Директор, старичок в роговых очках, с редкими седыми волосами, принимал меня.
— Сколько классов кончил? — спросил он.
— Шесть.
— Пойдёшь в первый класс.
Прищурившись, задумался:
— Гм… Впрочем, иди во второй. Ты, я вижу, парень смышлёный. Догонишь.
С трепетом в груди, словно на казнь шёл, поднялся я по ступенькам на второй этаж и шагнул в класс. За партами сидело всего человек двенадцать мальчишек, разного возраста и разного роста. Половина парт пустовала. Ни одной знакомой физиономии.
Сел я на скамейку прямо, столбом, словно парта была горячая.
Вошёл учитель — дряхлый старичок в чёрном, засаленном с боков пиджаке, положил журнал на стол, глянул сердитыми глазами.
— Встать! Дежурный…
С задней парты поднялся лохматый мальчишка, торопливо вышел к доске и стал посредине, спиной к ученикам.
Минуту длилось молчание. Я не мог понять, что произойдёт далее.
— Начинай!
Мальчишка поднял голову, и тут я увидел на стене в углу маленькую иконку.
— Преблагий господи… — начал дежурный слова молитвы (я не поверил своим ушам), — ниспошли нам благодать духа твоего святаго, дарствующего нам смысл и укрепляющего…
— Не подсматривать! — крикнул старичок и ударил линейкой по столу.
Дежурный спрятал шпаргалку в карман.
— …и укрепляющего душевные силы наши. Дабы мы возросли тебе… возросли тебе…
— Нашему создателю…
— …нашему создателю на славу, родителям же нашим на утешение, церкви и отечеству на пользу.
Старичок сел прямо на стол, поставил ноги на табурет и, шепелявя и пришёптывая, заговорил о Древней истории, о Римской империи, о Юлии Цезаре.
Как во сне, сидел я за партой, не веря, что всё это происходит на самом деле.
Другие учителя были тоже такими же ветхими и древними старичками, преподававшими, наверно, ещё до революции. Но каково же было моё удивление, когда на урок географии в класс вошла Дарья Петровна, учившая меня в средней школе. Та самая Дарья Петровна, которую мы любили больше других, с которой ходили в кино, на экскурсии, собирались у неё дома, пили чай, болтали всякий вздор… И вдруг она здесь. Невероятно.
Холодным взглядом окинула она учеников, на миг остановилась на мне. Я потупился.
— Дисциплина — прежде всего, — сказала она чужим строгим голосом. — Малейшее нарушение — и будем исключать. Программа очень обширная, и нам некогда заниматься воспитанием.
После урока она закрыла журнал и крикнула:
— Всем встать! Дежурный, молитву…
Снова мальчишка выбежал к доске и среди воцарившейся тишины залепетал непонятные слова:
