Сама великая река Обь произвела огромное впечатление на русских людей. Летописец, повествуя о «судовом шествии», с удивлением писал, что «ширина ее шестьдесят верст». Судя по тому, что в летописях упоминаются «югорские» князья и «Югра» [27], «судовая рать» прошла по реке Оби далеко на север.
Только здесь, на реке Оби, воеводы поняли, что есть враг много опаснее, чем вогульские лучники и дружины богатырей-уртов, – это немерянные сибирские расстояния. Путевые днь складывались в недели, а вдоль бортов ушкуев тянулись унылые обские берега, и каждый новый день казался повторением пройденного. Левый берег Оби – плоский, испятнанный болотной ржавчиной, ощетинившийся низкими кустарниками – словно сползал в воду. Правый берег быт высокий, скалистый. Над обрывом шумел лес, и не было ему конца. Река – единственная проезжая дорога в здешних местах, с нее не свернешь. Неразумного, рискнувшего отклониться от текущей воды, подстерегали зыбкие болота, непролазные буреломы, цепи озер. И тайга, которую перерезали лишь звериные тропы. Путь «судовой рати» Федора Курбского Черного и воеводы Салтыка-Травина был предопределен самой природой, и ушкуи послушно плыли на север, навстречу студеным ветрам. К исходу клонился август, последний месяц лета. Тысячеверстный обратный путь страшил своей огромностью, а ведь на этом пути предстоял еще один каменный волок…
Судовой караван останавливался у редких селений, где жили остяки, близкие сородичи вогулов. У них тоже были свои «князцы», свои старейшины, и воины тоже собирались для советов в «собрание воинов». Воеводы собирали ясак, наказывали старейшинам, чтобы не причиняли зла людям «судовой рати», потому что их «большой князь» Молдан тоже плывет на судах, и сопротивление будет ему во зло. Тяжелели ушкуи от драгоценной пушнины, от оленьих, тонко выделанных шкур, от «рыбьего зуба» (моржовые клыки), который местные жители привозили со Студеного моря (Северный Ледовитый океан).
Ратники, побывавшие в остяцких селениях, рассказывали о непонятных обычаях остяков. Свою посуду они водой не мыли: поедят и выбросят за порог собакам, те вылизывают дочиста. Покойников хоронят со всем добром, кладут в срубе над могилой лук со стрелами, сети, топор, нож, котел и прочее, что в жизни надобно. Однако все вещи предварительно ломают и портят – чтобы не украли, не обидели покойного. Вдова вырезает из дерева идола, называет его именем покойного мужа, одевает, потчует едой и целый год спит с ним в одной постели! Потом идола хоронят с большим почетом, будто настоящего покойника. А вот женский пол был у остяков не в почете. Девочкам при рождении даже имени не давали, звали всех одинаково – «ими-баба» (маленькая женщина). К чужим женщин не допускали, держали в шалашах. Интересно было смотреть, как шаманы отгоняли болезни: плясали до безумия, до дурной пены из уст, колотили в большие бубны, кричали протяжно: «Ко-о-о!»
