Линден берет в руку вафлю и долго ее изучает. Мне знаком этот взгляд. Когда умерли родители, я так же рассматривала свою еду, словно она потеряла всякий вкус и есть ее не имело никакого смысла. И тут, не успев сообразить, что собираюсь сделать, я беру ягоду черники и подношу ее к его губам. Вспоминать о тех горестных минутах выше моих сил.
Он выглядит удивленным, но, подарив мне легкую улыбку, послушно открывает рот.
Я протягиваю ему еще одну ягоду. На этот раз он кладет руки мне на талию. Вместо крепкого объятия, которого я ожидала, чувствую легкое прикосновение, длящееся пару секунд – ровно столько времени понадобилось Линдену, чтобы проглотить ягоду, которую я положила ему в рот. Он прокашливается.
Мы женаты почти месяц, но я впервые со дня нашей свадьбы могу рассмотреть его. Не знаю, печаль это или его покрасневшие глаза под припухшими веками, но он выглядит совсем безобидным. Даже добрым.
– Ну вот. Было совсем не трудно, правда? – приговариваю я, беря себе еще одну ягодку.
Она гораздо слаще тех, что я ела раньше. Я забираю у него вафлю и разламываю ее на две части – каждому по половинке.
Он ест свою часть, откусывая от нее маленькие кусочки и проглатывая каждый из них с заметным усилием. Так мы сидим какое-то время. В комнате слышится щебет птиц и звуки, издаваемые двумя завтракающими людьми.
Когда на тарелке ничего не остается, я протягиваю ему стакан апельсинового сока. Он механически берет его и с тем же отсутствующим видом, что сохранял в течение всего завтрака, начинает пить сок, не поднимая глаз. Сладкое ему сейчас не повредит, думаю я.
Меня не должно заботить его самочувствие. Но сладкое ему не повредит.
Кто-то стучится в дверь.
– Рейн? – раздается голос Сесилии. – Ты уже встала? Как это читается в одно слово? А-М-Н-И-О-Ц-Е-Н-Т-Е-З.
– Амниоцентез, – произношу я громко.
– Ах, вот как. А ты знала, что это способ проверить, нет ли у ребенка отклонений?
Мне это известно. Родители работали в лаборатории, где анализировали все, что касается еще не родившихся малышей и новорожденных.
– Здорово, – отвечаю я.
– Давай выходи! – зовет она меня. – Малиновки свили гнездо прямо под моим окном. Хочу, чтобы ты посмотрела. Там такие симпатичные яички.
Ее нечасто охватывает желание со мной пообщаться, но я заметила, что Сесилия терпеть не может закрытых дверей.
– Дай мне только одеться, – отвечаю я и прислушиваюсь. Из коридора не доносится ни звука: она ушла.
Я беру поднос и ставлю его на туалетный столик. В голове крутится один вопрос: как долго еще Линден пробудет в моей комнате? Начинаю заниматься своей прической: расчесываю волосы, скрепляю их сзади заколками. Открываю рот, чтобы удостовериться, что к языку вернулся естественный оттенок.
