— Что еще за обмен?
— Дайте мне то, что я требую, и вы получите Белинду. Долф посмотрел в сторону павильона, где стояла молодая красавица куртизанка, потом нервно взглянул на Хоука.
— Не понимаю, чего вы добиваетесь, Хоук, но Белинда больше меня не интересует. Подержанный товар.
— Возможно, так. А возможно, и нет. Ноздри Долфа затрепетали.
— Вы о чем?
— Возможно, я держу мисс Гамильтон не для утех. Возможно, у меня есть другие причины. Причины, которые касаются лично вас.
— Ах вы, проклятая белорыбица! Вы хотите сказать, что даже не переспали с ней? — воскликнул Долф.
— Джентльмен никогда не рассказывает о таких вещах — но вы знаете, что говорят эпикурейцы: самые сладкие кусочки не стоит хватать в первый же удобный момент, их нужно долго смаковать и сберегать напоследок. Понимаете, Долф? У вас еще остается капелька надежды. Если вы в точности последуете моим указаниям, то сможете ее заполучить. Если же вы все испортите или попробуете мне перечить, тогда я уж наверняка уложу ее в постель и выжму из нее все, на что она способна.
— Чего вы хотите?
— Сведений.
— О чем?
— Думаю, вы знаете.
— Да не знаю я ничего! Вы не можете выражаться яснее? Господи, вы еще хуже, чем эта проклятая змея — мой дядюшка.
— Держите себя в руках, Долф. Очень вам советую.
— Говорите, что вам нужно! Я хочу вернуть Белинду. Что вы хотите взамен?
— Во-первых, она никогда не была вашей. Так что я вряд ли смогу «вернуть» ее.
— Хоуксклиф!
— Ах, вижу, время еще не пришло. Вы пока не готовы к откровенному признанию.
— В чем? — вскричал Долф.
Сунув руки в карманы, Хоук медленно направился к павильону.
— Хоуксклиф!
— Счастливо оставаться, Брекинридж. Я буду поддерживать с вами связь.
Бел смотрела, как Роберт, сунув руки в карманы, идет к ней. Он возвращался победителем. Нужно только слегка почистить его черный фрак, поправить жемчужно-белый жилет и галстук — и он опять будет безупречен. Он улыбнулся ей с ласковым собственническим блеском в глазах и предложил руку. Они вместе вошли в павильон.
Хотя Долф, главная цель их розыгрыша, ушел, никому из них почему-то не хотелось отказываться от маскарада. Они прекрасно изображают влюбленных, подумала она и потащила его на площадку танцевать вальс.
Воксхолл не «Олмэкс», но тем не менее их вальс был чудесен. Ее лицо пылало, в голове была легкость; точно в грезах, она двигалась в объятиях Роберта, кружившего ее по паркету с неподражаемым свободным изяществом.
Она смотрела на него с обожанием, не замечая неодобрительных взглядов окружающих и всей душой отдаваясь танцу. Она видела только его, а до остальных ей не было дела.
