— Вероятно, сочинительство у нас в крови, — заметила я. — Никогда в нем не разочаруюсь, и все же мне необходимо найти более полезное и плодотворное занятие. Возможно, однажды нам придется жить собственным трудом, а творчество не приносит дохода.
— Но может приносить, — возразил Бренуэлл с внезапной и загадочной улыбкой.
Он снял шляпу и откинул голову назад, подставив лицо жаркому солнцу.
— Чему ты улыбаешься? — спросила Эмили. — Ты что-то продал, Бренуэлл?
— Угадала. Недавно я опубликовал четыре сонета в «Йоркшир газетт».
— Четыре сонета! — взволнованно воскликнула я. — Когда же?
— В прошлом месяце. Они напечатали «Блэккомб» и «Ближайший друг у гроба пастуха», которые я написал давным-давно, а также новую пару под названием «Эмигрант».
Бренуэлл тут же начал страстно декламировать свежие произведения небесам и полям. Я с удовольствием и любовью внимала его чистому, сильному голосу. Брат с детства обладал живой манерой чтения, он был способен превратить в шедевр даже самое обычное стихотворение. В конце представления мы с сестрами зааплодировали, и Бренуэлл поблагодарил нас поклоном.
Дойдя до единственной крутой, узкой и извилистой улицы Хауорта, мы с новыми силами стали подниматься по склону. По обе стороны дороги теснились магазины и серые каменные здания с шиферными крышами. Наши ноги решительно атаковали плиты мостовой, ловко огибая экипажи, занимавшие немалую часть улицы. Вскоре мы достигли хауортского кладбища на холме перед церковью. Был день стирки; стайка жен и прачек весело щебетала в церковном дворе, расстилая на могильных плитах мокрые простыни и белье. Поскольку большинство могил представляло собой большие каменные плиты, лежащие на низких пьедесталах, подобно столам, более удобного места для просушки и представить было трудно.
— Какая непочтительность! — возмутился низкий ирландский голос, когда мы повернули налево на Черч-лейн.
Мистер Николлс вышел из дома церковного сторожа с викарием из Оксенхоупа мистером Грантом, молодым человеком, которого мы хорошо знали, поскольку последний год он часто помогал папе в приходе.
— Церковный двор — священное место, — продолжал мистер Николлс. — Что за карикатура: могильные плиты, покрытые сырыми простынями, рубашками и сорочками!
— Не могу с вами не согласиться, — отозвался мистер Грант, худощавый мужчина с красным лицом и высоким гнусавым голосом, — но традиция есть традиция. Вы ведь не хотите рассориться с женщинами Хауорта?
