— Савве больше не наливать, — разозлился Серафим Серафимович. — И вообще, который час?
Савка отодвинул стул.
— Пойти, корову почистить, — неуверенно проговорил он.
Петр Борисович накинул телогрейку и вышел следом за Савкой. На веранде смутно белела на столе эмалированная миска, темнели в ней ничтожные рыбки, пойманные за два дня. Как все мелко и глупо. Вся эта ситуация, бездарная и будто выдуманная, и не прервать… «А лес продолжает гудеть, не зная куда себя деть…» Не понял Серафим Серафимович. Да и куда ему, умнику.
— О-йо! — воскликнул с порога Савка. — Смотри, что делается!
Крупные хлопья решительно, горизонтально и крест-накрест перечеркивали темноту. Свежий сугроб намело у порога.
— Хер доберешься, — размышлял Савка, — потонешь.
— Пойдем, Савка, водку пить, а корову завтра помоешь.
Серафим Серафимович обрадовался возвращению Савки.
— Что-то мы давно не выпивали, — скокетничал он, — что-то мы давно не слышали стихов…
Уныло и несильно
Трясет сосну трясина
Озябшими руками
В намокших рукавах.
В густом болотном мраке —
Рукопожатье рака,
И мокрое дыханье
Простуженных коряг.
Тряси, тряси, трясина,
Засасывай осину,
Мохнатыми губами
Пощипывай туман.
И ненароком выпей
Глубокий голос выпи,
Утерянные перья
Клади себе в карман…
— Что ж, вполне великодержавное язычество. Вам привет от Павла Васильева. Помните: — «Тоской набух тугой сосок волчицы»? Нет, право, эти «утерянные перья», я, с вашего позволения, положу себе в карман.
«Сама нежность», — подумал Петр Борисович.
— Правда, — продолжал Серафим Серафимович, — плагиат на Павле Васильеве не заканчивается. Как там — «Тряси, тряси, трясина» — это вроде: «Пора, пора, порадуемся», или, еще лучше: «А пока, пока, по камешкам…»
— Ну, это кто у кого спер. Моя трясина написана гораздо раньше.
— Серьезно? — Серафим Серафимович отхлебнул, сверкнул умным глазом. — Я думал, столько не живут.
— Гадина вы, — засмеялся Петр Борисович, — я ухожу в другую стаю.
— Неужели?
— А вот: — это Маугли.
Я чувствую в себе изъяны,
И с ними в джунглях мне не место:
Я престарелым обезьянам
Стал уступать на ветке место.
И помню: ранним утром серым
Я вдруг заметил — у пантеры
Такие желтые глаза,
Как эти желтые озера.
О, за повадки фантазера
Меня вы вправе растерзать.
Я ничего не говорил вам,
Лишь выть хотелось и плясать…
Увы, на языке зверином
Нельзя поэму написать!
Я ухожу в другую стаю —
За сто шагов, в другую стаю.
— Сколько вам было лет? Двадцать три? Что ж, вполне переходный возраст. И вы действительно уступали место старым обезьянам? А говорили — поражает отсутствие иронии. Этот мальчик далеко пойдет. Я имею в виду Маугли, конечно. А вы заметили — где смешно, там и до афоризма недалеко:
