Треугольник | страница 25
Меломан чертов. Плакать надо, а я песни пою.
Без конца — значит, бесконечность. Бесконечность — значит, холодно и страшно. Бесконечность — значит, навсегда. Глупое одиночество.
Не хочу. Не могу. Не надо!
Я лег в куст и повернулся лицом в землю. Я завыл. Просто лег и завыл, как собака. Я ни о чем не думал. Я понял, что чем больше я думаю, тем хуже мне становится. Вы никогда не поймете, как мне было плохо. Потому что хуже просто не бывает.
Я лежал так очень долго. Во всяком случае, я так думал. Потому что когда я снова начал соображать, рубашка и брюки здорово пропитались влагой, и я окоченел. Мне было так холодно, что оставаться лежать под тем же кустом я больше не мог. Я встал и задумался, куда бы мне пройтись. В голову ничего не приходило, и я пошел туда, куда меня понесли ноги.
Понесли они меня к рынку. Вообще-то я ненавижу рынок. Там вечно давка, полно народа, всегда всем чего-нибудь да не нравится. Жуткое место. Меня туда мама водила каждый месяц. И каждый месяц за новой рубашкой. Я мастер рвать рубашки. Или ставить на них неотстирывающиеся ничем пятна.
Мама, я не испорчу больше ни одной рубашки. Никогда больше не залью ее кетчупом, не порву рукава, не испорчу мазутом. Я буду самым хорошим. Буду отличником. И больше никогда не совру, честное слово, никому и никогда! Выучу немецкий, и английский выучу, и вообще закончу школу с золотой медалью, в лепешку расшибусь, но закончу. Только пусть все будет как раньше. Мам!
Я остановился у дороги. Мимо проезжали машины. Красивые иномарки и обыкновенные "десятки", "пятнашки" и другие знакомые машины. Не такие красивые.
Глеб рисовал очень красивые машины. Которых на свете еще нету. Не выпустили. Здорово было бы, если бы его взяли дизайнером куда-нибудь в автомобильную компанию. У нас в России были бы самые красивые автомобили. Честно, Глеб здорово рисует, я не преувеличиваю.
Какой же Глебка талантливый. Все умеет. Правильно, что отчим его любит, а меня нет. Я ничего не умею, мама моя родная, ничего совсем не умею. Какой ужас. Нет, на самом деле, я безголовый ленивый кретин. А чего я ждал? С чего бы мне быть таким, как брат? Я ничему никогда не хотел учиться, ссылался на то, что я неспособный, и ничего все равно не получится. Дурной я, а не неспособный.
Я сжал кулаки. Я злился на себя самого, и почему-то злился на эти красивые и некрасивые машины. Как будто это они виноваты в том, что я бесхарактерный тунеядец. Я мог бы злиться только на одну машину, бежевую "девятку", и то, если вдуматься, она не при чем.