Волшебное слово произвело должный эффект: мне надо познакомиться с Робертой Боллин.
Поддержав госпожу Боллин в ее начинаниях, Себастьян сможет искупить все годы, в течение которых он и пальцем не пошевельнул ради Эдварда. Он вскочил словно на пружинах. Дождь, ветер и холод перестали существовать. Оставив наше укрытие под аркадами, мы помчались через затопленную площадь к пристани первой линии, следующей вдоль Большого канала до Каннареджо.
Венецианцы, живущие в аристократических кварталах Дорсодуро, Сан-Марко или Сан-Поло, проезжают через Каннареджо, только когда им надо попасть на вокзал. Они едут тогда по длинной улице Страда-Нуова, вдоль которой выстроились скромные магазинчики, супермаркеты и кафе для небогатых туристов. По одну сторону от главной артерии раскинулась целая сеть мелких сосудиков, ведущих на задворки палаццо, обращенных фасадами к Большому каналу. В одном из них, палаццо Вендрамин-Калерджи, останавливался когда-то Рихард Вагнер. Памятный бал[37] в палаццо Лабиа потревожил однажды знаменитые фрески Тьеполо. Теперь же там слышна другая музыка: шум, доносящийся со столов городского казино, да передачи телестудий РАИ[38]. Себастьян не пожелал задерживаться в Ка’д’Оро, единственном музее в этом квартале, ему было жаль десяти минут на созерцание нашей готической жемчужины, мраморного реликвария, украшенного «Святым Себастьяном» Мантеньи[39]. Чем ближе мы продвигались к дому Роберты Боллин, тем дальше в прошлое откатывался он мыслями, с умилением вспоминая свое хоровое детство, эти счастливые времена, которые еще могут возродиться благодаря Пёрселлу и новому фонду. Мы перешли через Страда-Нуова и пошли в сторону последней в городе пристани, с которой открывается вид на лагуну, кладбище и виднеющийся на горизонте остров стекольщиков Мурано. Дальше, за переплетением улочек венецианского Гетто[40], дремлют в обрамлении обширных садов монастыри, старые палаццо, разделенные на множество неудобных жилищ, скобяные лавки и мастерские, где кое-как перебиваются местные столяры и зеркальщики. Вдоль пустынной набережной, параллельной Лагуне, протянулись корпуса дома престарелых, а за ними — фасады заброшенных зданий, унизанные бусинами заколоченных окон, подчеркивающих неприкаянность этих мест. В Каннареджо дождь казался сильнее, сумрак гуще, холод и ветер — свирепее, чем в центре. Редкие прохожие сражались с зонтами, выворачиваемыми наизнанку порывами северного ветра, — все, кроме нас, потому что у нас зонтов не было вовсе. Дом Роберты Боллин как будто удалялся по мере нашего приближения к нему. Себастьян даже засомневался в правильности нашего маршрута, на что я высокомерно заметила, что и в самом дальнем конце Каннареджо я все еще у себя дома, и мы, не говоря больше ни слова, пошли дальше.
