— Уф! Все хорошо, что не кончается в полицейском участке.
— Но зато какое приключение!
Право, она готова начать все сначала!
Женевьева уходит. Она нашла то, что невозможно найти: домик с садом. Встретила на одном из собраний друзей животных, борцов против корриды, охоты и вивисекции, очень старую даму, имеющую в близком пригороде крошечный домик из песчаника с крыльцом, навесом, мощеным двором, садом позади и тремя вишнями в саду. Дама собирает там брошенных кошек и собак, лечит их и кормит, тратя на это всю свою пенсию. Двадцать пять кошек и восемь собак резвятся в этом миниатюрном раю, но население его не перестает расти, постоянно пополняемое брошенными котятами и щенками, такими милыми, когда их покупали шестью месяцами ранее в подарок ребенку на Рождество, и ставшими, противные животные, просто помехой, когда пришла пора уезжать на летний отдых.
Для ухода за ними недостаточно самоотверженности и преданности. Еще нужны силы и здоровье. У Женевьевы есть все это вдобавок к неиссякаемой любви ко всему живому. Таким вот образом она, Саша и коты оказались в этом домике. Он находится почти в Париже, она рассчитывает купить подержанный мопед для поездок на работу, с корзинкой для Саша, закрепленной на багажнике.
Хорошо, а как же я? У меня больше не будет Женевьевы по другую сторону двери? У меня больше не будет этого огромного желания обладать Женевьевой, и искушения, и победы над искушением? Я не буду больше кусать кулак, думая о больших грудях Женевьевы, распластавшихся в сонном забытьи тут, совсем рядом, совсем близко от рук, совсем близко от губ, — она спит на спине? Я больше не буду засыпать, убаюканный мощным мурлыканьем двух кошек, прижавшихся к моей щеке?.. Внезапно я чувствую себя совсем несчастным. Брошенным. Никогда бы не подумал.
Женевьева объявляет мне об этом вовсе не так уж радостно, как должна была бы. Она сама чувствует, что бросает меня. Женевьева чувствует все, видит все, понимает все. Она знает, какое место заняла если не в моей жизни, то в моих привычках. Она знает, что причиняет мне горе, может быть, и не такое уж большое, но все же горе, и она совершенно удручена этим.
И затем приходит день, когда она уезжает, и я смотрю, как грузовичок бакалейщика-кабила увозит Женевьеву, сидящую сзади меж мяукающих корзинок, с Саша на коленях. Ну и вот, все кончено.
У меня больше нет повода не работать дома. Кошек больше нет. Прежде чем уехать, Женевьева произвела генеральную уборку. Она даже оставила мне еды, по крайней мере дня на три.
