— Спокойной ночи, Женевьева. Я рад, что ты здесь.
Она трется своей гривой о мою ладонь, издает глухое заговорщическое мурлыкание: я прощен.
Забавно, сам не знаю, как это получается, но, что бы ни случилось, в конце концов именно я оказываюсь в положении виноватого и вымаливаю прощение. "Твой застарелый мазохизм", — говорила Агата. В конце концов, что бы там ни было, все утряслось, и я засыпаю.
И я просыпаюсь! Я задыхаюсь. Что-то преграждает доступ воздуха ко мне, давит на лицо. Я трогаю это рукой. Оно шелковистое и теплое, оно чувственно изгибается под тем, что оно принимает за ласку, оно мурлычет… Кошка! Другая осторожно обследует меня со стороны бока, находит место подходящим и сворачивается там клубочком. Я проверяю кончиками пальцев. Она мяукает от счастья. Я протягиваю руку к Женевьеве. Их у нее трое вокруг головы, они обложили ее своим мехом и мурлычут в унисон. А вот одна прыгает мне на ноги, а другая оккупирует живот. Я связан по рукам и ногам, я раздавлен… Ну нет, так не пойдет! У меня очень чуткий сон. Мне надо быть свободным в движениях, случается, что меня во сне одолеет желание вытянуть ноги, я не выношу ни малейших помех, ни малейшего неудобства. Спать с любимой женщиной, которая обвивается вокруг меня, сплетает свои ноги с моими и давит на меня бедром, вес которого умножается сном, — даже этого я не выношу. А что же говорить о кошках!
Хорошо. Я их сейчас тихонько сгоню, только бы не потревожить Женевьеву, которая уже заснула и спит как младенец, как храпящий младенец. Потому что она храпит. Тихий храп, довольно мелодичный, скорее умиляющий. Я не знал, что женщины храпят. Может быть, с какого-то определенного возраста? Климакс? Короче, она спит. Я пытаюсь, не применяя насилия, столкнуть кошку с лица. Но как она сопротивляется! Намертво прилипла! Тяжесть мешка с мукой. Я продолжаю добиваться своего, нажимаю еще, кошка понимает, что я вовсе не играю, и уступает с недовольным ворчанием. Мой фонарик валяется недалеко. Я включаю его. Пять кошек устроились на Женевьеве или вокруг нее. Четыре на мне. Девять пар глаз уставились на меня, круглые, зеленые, фосфоресцирующие. Совсем не встревоженные. Заинтересованные. Я бы сказал, дружеские или настроенные на дружбу. Что она говорила? Ах да: "Они не знают, что зло существует", что-то в этом роде. Да, конечно, но мне все же надо поспать. Меня страшит бессонница. В бессонные ночи все уродство жизни наседает на меня. И боль в черепе все нарастает…
