Девушка лишь взглянула на него, заливаясь краской от такого неожиданного вопроса.
— Я… я не хочу говорить об этом, — наконец выдавила она и пояснила: — Я не для этого здесь нахожусь.
— Да, вы приехали проверить эффективность нашей работы, по крайней мере, на первый взгляд. Но существует нечто большее, ведь правда, Дорис? Что-то глубоко внутри вас. Это, возможно, не совсем страх и, конечно, не навязчивая идея. Но это «что-то» держит мертвой хваткой вас.
Дорис порывисто встала.
— Прекратите, — потребовала она. — Я не обязана слушать все это, слушать вас, я…
— Дорис…
Девушка почти дошла до двери — до свободы, — но Невил догнал ее как раз в тот момент, когда она уже собиралась ускользнуть. Он загородил дорогу и крепко схватил ее, так же как первый раз. Но она уловила едва заметную разницу: ощущалось, что мужчина, державший ее, уже знает особенности ее фигуры. Точно так же она знала, когда протянула руку оттолкнуть его, что хочет еще раз услышать биение его сердца под своими ладонями, ощутить жар его тела, легкую жесткость волос под рубашкой; она хочет испытать все это снова с жадностью, ставшей уже опасной.
— Простите. Простите… Я не хотел обидеть вас. Я лишь хотел…
Услышав тихий шепот, Дорис инстинктивно взглянула на него. И совершила роковую ошибку, потому что во рту у нее пересохло, когда она взглянула на его губы, сердце бешено заколотилось. Охватившее девушку желание обвить Невила руками, тесно прижаться к нему всем телом, притянуть его голову и коснуться его губ своими повергло Дорис в шок.
Из груди вырвался робкий звук отказа. Она закрыла глаза, чтобы не видеть мужчину. Но усилия были напрасны. Дорис не видела его больше, но тогда обострились другие чувства. Она слышала дыхание Невила, чувствовала быстрые удары сердца.
Когда она открыла глаза, он в упор смотрел на нее.
— Дорис.
Как только он выдохнул ее имя прямо в ее губы, девушка сдалась, признавая поражение, не в силах дольше противостоять желанию. Его приглушенное «Разомкните губы, дайте мне как следует поцеловать вас» пробудило в ней такую бурю, что Дорис пришлось прижаться к нему, чтобы не упасть. Прижаться и подчиниться просьбе, но не только потому, что он попросил, а потому, что ее собственному желанию испытать чувственное движение его языка у себя во рту оказалось невозможно противостоять.
Противостоять! Если бы Невил не заговорил, наверное, она сама осыпала бы его губы яростными короткими поцелуями, молчаливо умоляя его быстрыми, нежными прикосновениями языка сделать именно то, что он делал сейчас.
