Народа было мало. Почти все казались ему подозрительными. Ночью на вокзале бдительность обостряется. Он все никак не мог приткнуться, наконец нашел свободный уголок и сел, разглядывая людей и размышляя: «Что же случилось? Наверняка она просто перепутала рейс. Но что произошло с карточкой? Не могла ведь она ее заблокировать. А если могла? Вот сука. Или я успел потратить все деньги?»
Когда сидеть стало совсем тяжело, он заткнул за резинку трусов документы, заправил сверху рубашку, достал из чемодана свитер и лег на него. Лежа на жестких сиденьях, он думал о том, что напишет в статье, когда вернется. И очень быстро заснул. Но скоро проснулся – от духоты, каких-то сюрреалистических кошмаров и ломоты во всем теле. Нестерпимо хотелось есть. Вдруг он вспомнил, что в чемодане лежит бутылка водки, он взял ее на всякий случай, по традиции, вместе с банкой икры. Икру он, конечно, откупорить не сможет. Но водка! Дима раскрыл чемодан. Достал бутылку, откупорил крышку, сделал несколько больших глотков, и его чуть не стошнило, но через несколько минут приятное тепло разлилось по телу, он выпил еще, поправил документы, почти съехавшие в трусы, отхлебнул водки еще, потом еще, почти опустошенную бутылку поставил рядом, снова лег и вырубился. В какой-то момент его разбудил полицейский, чтобы проверить документы. Дима сначала ничего не мог сообразить, башка раскалывалась на части, во рту будто нагадили кошки. Страж порядка пролистал паспорт, билеты, пытался задать какие-то вопросы на итальянском, Дима отвечал на английском, и ему было очень плохо. Они друг друга не понимали. Полицейский позвал напарника, тот снова долго смотрел документы. Больше всего Диме хотелось лечь и отключиться, глаза закрывались сами собой. Но последовали вопросы на ломаном английском. И Дима объяснил, что его подруга перепутала рейс и что-то случилось с карточкой, но знакомая уже завтра его заберет. Бравые итальянские парни переглянулись, ухмыльнулись, пожали плечами, обсудили что-то на своем, махнули рукой, вернули документы и отошли. Портмоне перекочевало в свое тайное место, а Димино тело – на лавку уже «на автомате», потому что в эту секунду он снова крепко спал. Утро принесло три новости – одну плохую, одну хорошую и одну непонятную. Первая была такова: чемодан исчез. Как и бутылка с остатками водки, стоявшая рядом. «Украли все-таки, суки». Голова трещала, как перезревший арбуз, и на чемодан ему было наплевать. Жалко, вещи очень хорошие в нем были, почти не успел поносить, но он купил их на Адины деньги, а потому хрен и с ними. Вот водкой неплохо было бы похмелиться. Вторая – даже не новость. Ему было очень, очень плохо, тошнило и мутило, безумно хотелось пить и совсем не хотелось ни есть, ни курить. И третья новость – это длинные гудки, когда он позвонил по Адиному номеру. Телефон включен, но никто не отвечает. Ехать в аэропорт менять билеты Дима был не в состоянии. Да и не на что. «Полежу еще немного и тогда подумаю, как действовать дальше», – решил он и занял свое уже привычное положение на жестких сиденьях. В ушах стоял гул проснувшегося вокзала, сотканный из голосов людей, шелеста колес чемоданов и тележек по мраморному полу, сигнальных звонков и следующих за ними объявлений на итальянском и английском языках о прибытии, отбытии и задержках поездов. Но в его уголке было более-менее тихо, он удачно выбрал место, толпа сюда пока не добралась. Грязный, потный и пребывающий в прострации Дима постепенно погрузился в неспокойную дремоту, из которой его вырвал телефонный звонок.
