Однако дорога с каждым шагом становилась все уже и извилистее и тем самым — все непроходимее даже для майорского "Джипа", который, как это частенько случается в самый неподходящий момент, начал чавкать, фыркать, а потом и вовсе встал, как вкопанный. Посовещавшись, путники решили оставить автомобиль на дороге, а сами пешком отправиться назад.
— Дорогу хорошенько запомним, а утром сюда вернемся и попытаемся его починить, — предложил Дубов. А Чаликова вполголоса продекламировала:
— Бесконечны, безобразны,
В мутной месяца игре
Закружились бесы разны,
Будто листья в ноябре...
Сколько их! куда их гонят?
Что так жалобно поют?
Домового ли хоронят,
Ведьму ль замуж выдают?
— Похоже, что действительно бес попутал, — констатировал Селезень. — В лице мерзавца Каширского. Ну погоди, фокусник чертов, лучше мне на глаза не попадайся!
— А вы говорили — бабкины сказки, — не удержалась баронесса.
— И теперь то же говорю, — заявил майор. — Все это, — он окинул дорогу и лес, — результат его поганого гипноза. Но ничего, со мной этот номер не пройдет!
Вскоре путники вернулись на то место, откуда проглядывался холм Горохового городища. Столбы на вершине ясно виднелись в свете полной луны.
— Может, все-таки поднимемся? — вновь предложила Надя.
— Умный в гору не пойдет, — пробасил Селезень. — Да ведь мы договорились никуда не сворачивать, а то плакал мой "Джипик". А он мне дорог как память.
Похоже, на сей раз направление было взято более верное — дорога не становилась ни уже, ни запущеннее. Правда, шире она тоже не становилась. И вдруг на обочине показалась какая-то ветхая избушка наподобие сруба.
— Точно такую же я видела в Новгородском этнографическом музее, — заметила баронесса. — Тринадцатый или четырнадцатый век.
— Может, постучимся? — неуверенно предложила Чаликова.
— Не стоит людей будить, — возразил майор. — Сами разберемся.
— Каких еще людей? — сладко зевнул Василий. — Ведь все это — результат гипноза! Или вы, Александр Иваныч, больше так не считаете?
— А, какая разница, — буркнул майор и прибавил шагу, так что остальные едва за ним поспевали.
— Ничего, скоро взойдет солнце и наваждение исчезнет, — промолвила Чаликова. Но в ее голосе совсем не чувствовалось уверенности...
* * *
Короткая летняя ночь прошла, но наваждение не исчезло: по-прежнему перед путниками лежала пустынная дорога, по обеим сторонам которой чернел дремучий лес, однако, в отличие от городища и его окрестностей, воздух уже не был наполнен гулкой тишиной — из леса доносился птичий свист, изредка перебиваемый тоскливыми завываниями.
