И долгие часы первой игры. Не старше семи была она. Смуглая кожица, терпкая, медовая. По неумению перемазался весь, хорошо - догадался раздеться догола. Отмывался из набранных жильцами вёдер - с водой в городке уже были перебои.
Её левый сосок вынес из квартиры во рту. Зажимал зубами, осторожно трогая языком, перекатывая, обсасывая.
Возбуждение спадало. Унималась бившаяся в венах кровь, покалывая виски и пах. Мерцая, угасало в голове липкое облако, усмирялось сознание. Болотными гнилушками отсвечивались в нём следы недавних вспышек.
Уже добравшись до большого портового города на Чёрном, узнал, что обвинили каких-то приезжих казаков.
Лишь усмехнулся.
Кто-то должен отвечать за всё.
Маньяк внимательно оглядел знакомый до мелочей пейзаж.
Хаос приходит и в этот город. Не фронтовой пока, всего лишь хаос упадка. Серое время. Время перемен. Перемены никогда не бывают к лучшему.
Школьный двор за этот год сократился до небольшой площадки, обтянутой по периметру ржавой сеткой-рабицей. Пара облупленных щитов с кольцами и почему-то одни хоккейные ворота. Уродливые гаражи теснили площадку со стороны трамвайных путей и дороги.
Школа, типовая четырёхэтажка в виде буквы «Н», заметно обветшала. Нелепые решётки из арматур в виде лучей солнца, выкрашенные грязно-белой дрянью: Треснувшее стекло в одном из окон раздевалки:
Стены перемычки, соединяющей школу со столовой и спортзалом, были густо покрыты крупными, затейливыми буквами. Лишь одну из надписей маньяк мог прочитать: «ДеЦл - лох!».
«Варварское время, варварское племя», - в рифму подумал маньяк и с лёгким раздражением обернулся.
По площадке, звонко и неумело матерясь, бегали мальчишки, увлечённые непонятной игрой. Мяч резво отскакивал от асфальта, от их ног и рук, пытаясь выскочить за пределы двора. Иногда ему это удавалось. Тогда игроки, по-обезьяньи ухватившись за сетку, просили кого-нибудь из прохожих подать им мяч обратно.
«Ленивые дураки», - подумал маньяк и брезгливо отвернулся.
Маньяк не любил мальчишек.
Не любил их ломкого голоса, не любил их нелепой речи. Больше всего маньяка беспокоил запах. Лёгкий, едва уловимый. Быть может, только он, маньяк, чувствовал его.
Но запах был.
От мальчишек всегда пахло немытыми волосами и мочой.
Маньяк поморщился и сплюнул себе под ноги.
От девочек, от трогательных девочек пахло совсем иначе.
Достигавший глубины ноздрей тонкий аромат с трудом поддавался определению. Самым близким, самым достоверно похожим маньяк находил запах пчелиного воска. Именно от него в глазах появлялись мелкие тёмные мушки и сладко, томительно напрягалась плоть. Именно этот запах, густея в начинающем мерцать сознании, превращался в искрящее вспышками облако и выманивал маньяка на опасные рейды.
