Приблизительно в подобной же обстановке, за такими же столами, на таких же скамьях, заседали некогда мэтр Франсуа Вийон с товарищами; в девятнадцатом веке и в начале двадцатого в «Ла Болле» собирались французские и иностранные поэты — среди них Оскар Уайльд и Поль Верлэн, о чем свидетельствует памятная надпись, сделанная простой краской на стене около входа.
Внизу, под «баром», в обширном подвальном помещении, разделенном на несколько отделений, с такими же грубыми столами и скамьями, но уже со стульями вместо табуреток, помещалась, главным образом, туристская публика, желавшая провести вечер в обстановке Латинского квартала «с настоящими апашами и богемой».
На эстраде происходили выступления певцов и певиц, исполнявших старинные песенки богемы и апашей и характерные танцы, а в публике, среди корректных пиджаков, фраков и дамских туалетов, группами рассаживались повсюду «апаши» и «апашки» в самых невероятных костюмах.
Всем аборигенам было известно, что это — переодетые артисты или статисты, но иностранцы с опаской поглядывали на своих страшных соседей и ждали, что вдруг вспыхнет ссора, заблестят ножи, польется кровь и прибежит полиция.
Драки — настоящие или инсценированные, время от времени в подвале случались, иногда скандалили сами подвыпившие гости, но в общем двум полицейским, которые каждую ночь дежурили в «Пассаже Ласточки» (может быть, тоже по просьбе хозяина), работы было мало.
Поэтические собрания пользовались в «Болле» правом экстерриториальности. Во время собраний никто из туристов и посторонних посетителей не допускался в зал, и председатель собрания имел право удалять из зала всех по своему усмотрению. Если среди поэтов возникал какой-либо слишком яростный спор, или. кто-либо нарушал порядок чтения, или мешал собранию, председатель применял к нему «меру изгнания» — на время или до окончания собрания.
Кто только из парижских поэтов не перебывал на этих «чтениях и разборе стихов» в «Ла Болле»! Всякий, пишущий стихи, печатающийся или еще не печатающийся, имел право читать — и подвергаться разбору.
Чтение начиналось «по кругу», подряд, как сидели; отказываться, за исключением уважительных случаев — например, если очередной сидящий оказывался художником и стихов не писал, считалось недопустимым. В чтениях участвовали представители всех литературных направлений и групп — от самых «левых» до самых «правых» в смысле формальном.
После того, как очередной автор оканчивал чтение, начинался обмен мнений — тоже по кругу. Стесняться не полагалось, обижаться — было бы бесполезно. Мнения высказывающихся, в большинстве случаев, были противоречивы, порой — сумбурны, порой — совсем неправильны.
