«Если», 2001 № 08 | страница 24



— Ник! — произнесла она, и я отчетливо уловил нотки отчаяния в ее голосе.

— Да, Эльза…

— Представь себе, что мы откроем в космосе еще одну Землю Обетованную… Почему бы нам не повести туда человечество… Почему бы нам не покинуть нашу истощенную Землю?

— Эльза, милая, ты же сама только что сказала, что человечество не может жить в раю.

— Ну и что, Ник, главное — отправиться в путь…

— Я не отправлюсь, Эльза. В конце концов, Ханаан не был ни более богатым, ни более цветущим, чем Египет.

— Но дело в том, что Моисей знал это, Ник. И несмотря на свое знание, отправился туда. Он не спешил, но все же шел плечом к плечу с остальными… Разве ты не понимаешь почему?

— Я, и вправду, не понимаю.

— Ради других, Ник. Ради тех, кто этого не знал. Ради тех, кто верил и надеялся. В этом и было его личное счастье, его движение…

Я вдруг почувствовал себя бесконечно усталым. Может, я не сумел познать себя, да и не пытался.

— Мне легко ответить тебе и на это, Эльза! — сказал я наконец. — Для меня «другие» — это ты. Ты и то, что тебя окружает. Для меня вы — мое движение, мое путешествие к цели. Это не просто слова, Эльза, я так чувствую… Может, ты меня считаешь обыкновенным и посредственным, но для меня истина — в этом.

Эльза остановилась и пристально посмотрела на меня.

— Но это значит, что ты счастлив, Ник! — сказала она и вдруг заплакала: — А я нет… Я хочу идти, как Моисей, через пустыню. Я хочу искать Землю Обетованную… Просто хочу, понимаешь?

И вот я стоял в бункере вместе с еще примерно десятью провожающими и с тяжелым сердцем ждал запуска. Стартовая площадка была огорожена четырьмя башнями довольно причудливой формы. Это были четыре самых мощных кварковых генератора в мире — настоящее чудо техники. Между ними на низкой металлической платформе лежала капсула — идеальная серебристая сфера с иридиевым отблеском. Она была, пожалуй, не больше человеческого роста, я поежился, представив, как, наверное, неудобно будет находиться в ней Эльзе. Среди стоявших рядом со мной я сразу же узнал молодых людей, ехавших с нами в автобусе. Как раз их лица показались мне серьезными и озабоченными, а в их взгляде я прочел тревогу. И вдруг пожалел о том пренебрежении, с каким отнесся к ним, когда мы летели сюда. В сущности, они любили ее и боялись за нее. Впервые по-настоящему испугался и я. Без одной минуты двенадцать в репродукторе раздался тихий звон, потом четко и ясно заговорил спокойный мужской голос:

— Будьте готовы!