— Не все места господь одинаково почитает, брат.
Отец безнадежно махнул рукой:
— Ну, делай как знаешь! Ступай к своему пророку, авось там поумнеешь!
Плюнул и сердито вышел из хаты. В отличие от отца, мать наша была романтической мечтательницей, и для меня и Володьки это не прошло бесследно.
Химкина молитва, которую мы слушали не впервые, заковыристые фразы акафиста, написанного еще в 623 году, полные экспрессии, окутанные дымкой таинственности, поэтические и страстные, зачаровали нас опять. Тетка вынуждена была прервать молитву, чтобы напомнить племянникам:
— Хлопцы, о чем я вас просила?..
4
Больше часа мы стояли с Володькой за селом.
Наконец из леса под Дубовом показалась толпа — шли кобринцы. Старики в постолах, с торбами через плечо несли впереди колонны иконы и хоругви с шелковой бахромой и шнурами. Святые высокомерно и хмуро глядели куда-то вдаль. На иконах сверкали солнечные блики.
Сотни ног шуршали по земле, как дождь в диком винограде за окном.
Выйдя из лесу, люди остановились вокруг хоругвей и что-то запели. Теперь все выглядело так, будто древнеславянская дружина вышла под боевыми стягами навстречу татарской орде: еще минута — и они для храбрости лязгнут три раза мечами о щиты и ринутся в смертельную схватку.
Пока мы бежали к Химке, кобринцы были уже на полпути к селу.
Пение прекратилось, и дед, в постолах, с новыми бечевками поверх онуч из сурового полотна и такой же косоворотке с вышитыми узорами на груди, негромко бросил в толпу:
— «Радуйся, луч солнца мысленного!» Ну, чего молчите, повторяйте за мной!
— «Радуйся, луч солнца мысленного!» — отозвался нестройный хор, и мы с братом удивились, что жило на свете так много дядек и теток, о существовании которых до сих пор мы и понятия не имели, все они чем-то похожи на нашего Клемуса, Степана, Рыгорулька, Кириллиху, Сахариху, Агату…
Дед возвысил голос:
— «Радуйся, сияние света исходящего!»
— «Радуйся, сияние света исходящего!» — уже слаженно ответили люди.
— «Радуйся, молния души озаряющая!» — все требовательнее возглашал дед.
Пока хор повторял эту фразу, Химка собрала узелки, поцеловала племянников, сунула нам в руки по пяти грошей, быстро-быстро перекрестилась про запас раз десять и, зажав в руке кружевной платочек, нырнула в облако пыли, поднятое колонной.
— «Радуйся, яко гром врага устрашающая!» — подхватила она, как песню, очередной рефрен, и мы загордились своей тетей: слова молитвы она знала наизусть отлично, ей легко будет теперь повторять их!
