Холланд пожал плечами и робко улыбнулся.
— Ты уверена, что…
— У меня все в порядке. И ты не сможешь завтра выйти в море, если не поспишь хотя бы восемь часов. Упадешь за борт и утонешь.
Сэм пробормотал:
— Боб Кеннеди говорил, что на Лонг Айленд Саунде больше никто не тонет. Они сначала опускаются…
— Спать! — приказала Филисия и быстро встала, чтобы проводить мужа в его спальню.
На кровати и на полу валялись скомканные в шары листы желтой бумаги. Филисия Холланд отодвинула запачканную чернилами пишущую машинку и быстро навела порядок. Потом заставила Сэма снять потрепанные брюки и оставшуюся почти без пуговиц рубашку.
Это был его любимый рабочий костюм, в нем он писал. Раздев мужа, она включила кондиционер, чтобы очистить наполненный дымом воздух. Когда Филисия оглянулась, Сэм уже крепко спал на кровати, положив щеку на подушку и слегка сжав кулаки. Она накрыла мужа простынью и покрывалом и выключила свет.
Книгу для записей Филисия Холланд нашла в комнате дочери, она принадлежала Кэрол. Ей казалось, будто она поступает неправильно всякий раз, когда открывала книгу, но Филисия ничего не могла с собой поделать. Стихи, заметки, целые страницы порой грубого копания в себе оказались лучшей нитью, связывающей ее сейчас с похищенной дочерью. Филисия привязалась к этой книге и стала даже зависеть от нее.
Филисия Холланд удивилась, найдя в книге грубоватые и вовсе не сентиментальные стихи. Когда же находила откровения, которые не предназначались ни для чьих глаз, кроме самой Кэрол, то часто испытывала потрясение. Ее тронула человечность дочери, откровенность и очень здравые рассуждения. Теперь у нее появилась обильная пища для размышлений, и она собиралась коротать долгие бессонные ночи с этой толстой книгой, положив ее к себе на колени. Кэрол быстро менялась в ее глазах, как меняется опытная актриса, играя разные роли. С этим было трудно примириться и отставить в сторону взлелеянные, но внезапно оказавшиеся неверными понятия о том, кем и почему была ее дочь. Предположения и предрассудки приходилось отодвигать в сторону, как тяжелые камни, чтобы освободить Кэрол место, где бы она могла расти, стать сама собой и доказать правоту своих взглядов. Филисия читала и перечитывала записи дочери. Чтение откровений Кэрол напоминало ей подслушивание… но может, ему можно найти оправдание, с надеждой подумала она.
Позволь мне попытаться объяснить, Кэрол. Когда ты была совсем маленькой девочкой и могла доверять мне каждое свое чувство и каждую мысль, между нами существовала близость, которой больше никогда не будет. Я самая обыкновенная мать и лучше всего помню именно это. Быть сентиментальной, когда взрослеешь, очень нелегко. Необходимо время, чтобы стать равными, и осознать, что это означает для женщин. Иногда мы ссорились и на какое-то время забывали о доверии. Сейчас я часто вспоминаю, сколько у меня было возможностей, чтобы попытаться облегчить для тебя взросление, но у меня ничего не получалось, потому что я не всегда понимала, что ты хочешь. В общем мы неплохо ладили, однако при этом одновременно теряли как бы выразиться… соприкосновение. Любовь, слава Богу, была для нас больше, чем простой привычкой. И я надеюсь, что ты сейчас не думаешь обо мне слишком плохо.
