Гаролд поравнялся с ней. Щеки Агнес разрумянились, глаза сияли тем светом, который он так хорошо помнил.
— Кто разрешил тебе садиться на этого жеребца? — резко бросил Гаролд.
— Твой отец. Так случилось, что он — его владелец.
— Мой отец вряд ли позволил бы тебе скакать на нем через канавы на скорости сорок миль в час. Это тебе не ранчо — Аларих чистокровный скакун, а не корова и не пони. Ты могла шею свернуть!
— Не затевай очередную драку, — огрызнулась Агнес. — Езжай прочь, Гаролд. Мне было так хорошо, пока ты не появился.
Она высвободила ноги из стремян и спрыгнула на землю. Игнорируя Гаролда, повела Алариха к ручью, петлявшему меж деревьев, и ждала, намотав поводья на запястье, пока тот напьется.
Гаролд спешился и привязал Испанца к ближайшему дереву так, чтобы конь мог щипать траву, после чего направился следом за Агнес. С каждым шагом ему все труднее становилось контролировать себя. Он, славившийся своим хладнокровием, почему-то терял его всякий раз, когда поблизости оказывалась Агнес. В конце концов, она всего-навсего женщина.
Всего-навсего? Кого он пытался обмануть?
Агнес заметила его приближение и досадливо поморщилась.
— Ты что, намеков не понимаешь?
— Ты выглядишь значительно лучше, — услышал Гаролд свой собственный голос; вовсе не так он планировал начать.
— До того, как ты появился, я чувствовала себя еще лучше.
Гаролд нехотя рассмеялся.
— Мы можем ссориться, как двое детишек в песочнице, Агнес. Или попробуем вести себя как взрослые люди? Честно говоря, я адски перепугался, когда увидел, как ты несешься на Аларихе.
Агнес обмотала поводья вокруг ветви ближайшего дерева.
— Подумаешь.
— Этим конем трудно управлять!
— Этот конь сейчас мирно щиплет травку у ручья, и я, как видишь, совершенно цела.
— Не уступаешь ни на дюйм, да? — проговорил Гаролд сквозь зубы.
— Уступаю, но не там, где ты считаешь нужным.
Потревоженные ветерком кленовые листья, кроваво-красные и пламенно-рыжие, кружились у нее за спиной. Агнес была одета в клетчатую рубашку, заправленную в тесно облегающие джинсы; ее кожаные ботинки, обнимающие стройные икры, были порядком поношены.
Я должна сказать ему, что беременна, с отчаянием подумала Агнес. Просто обязана. Так почему бы не сделать это сейчас, в этом прекрасном месте, где нам никто не помешает? И равнодушно, словно ее слова ничего не значили, проговорила:
— Я чувствую себя лучше, поскольку токсикоз почти прошел.
На миг воцарилась мертвая тишина.
— Токсикоз?
