Он не полез следом, а нашел место, где дожди промыли ложбинку, и осторожно вскарабкался наверх, обратившись в слух и внимание. Ржавые рельсы убегали туда, где через речку Парашку был переброшен железнодорожный мост. Светало. Туман с реки, как живой, переваливал через насыпь и стекал налево, в темный, призрачный Лес предков, который теперь казался враждебным и чужим.
Костя спустился в него, прошелся вдоль насыпи почти до моста, ища следы мертвяков. Где-то совсем рядом плеснула рыба, да в чаще, учуяв Костю, прошуршал неведомый зверь. Костя остановился, дальше идти было глупо: или на медведя напорешься, или угодишь в болото.
– Нет никого, – сказал он, вернувшись к своим. – Пусто. Точно за реку ушли.
– Значит, ничего не остается, как и нам туда топать, – вздохнул Чебот и повел своим маленьким, приплюснутым, как у боксера, носом. – Хотя ох как не хочется, святые угодники…
Костя ему не поверил: азартен был Чебот, чего-чего, а этого ему было не занимать. Он давно подозревал, что Чебот тоже тайно ходит в Чупу. Уж слишком таинственно он порой выглядел. Может, сети воровал, а может, к девке какой бегал?
Дрюндель благоразумно промолчал, потому что чувствовал, что к нему относятся с недоверием. Он всей душой пытался искупить свою вину, но она только множилась и множилась, и Дрюндель при всем своем желании ничего с этим поделать не мог. Таковы были реалии их юношеского сообщества, где максимализм приветствовался в любой форме.
Вдруг они услышали, что к ним кто-то приближается, вернее, несется во весь опор. Лошади, стоящие под деревьями, принялись беспокойно шевелить ушами.
Чебот метнулся вправо, Дрюндель, несмотря на свою толщину, колобком укатился в кусты и щелкнул там курками. Костя, оставшийся у насыпи, присел и взял «плазматрон» на изготовку.
«Если это кайманы, то я ничего не понял, – подумал он. – Не могут они здесь быть, и точка! Да и с какой стати им на нас нападать? Им надо нас бояться и ноги уносить как можно дальше и как можно быстрее».
– Не стреляйте, ребята! – В конце тропинки, убегающей к болоту, появился, подпрыгивая в седле, словно мешок с отрубями, Телепень. – Не стреляйте! Я вернулся!
На этот раз, несмотря на свою извечную медлительность, он был на удивление ловок, и даже улыбка на его зверской физиономии выглядела бы приятно, если бы не массивные надбровные дуги, делающие их обладателя похожим на пещерного человека.
Костя выругался:
– Черт! – И опустил «плазматрон». – Подстрелил бы тебя, дурака, знал бы потом, где раки зимуют!
