– Все! Раз ты не слушаешься меня, можешь не лететь в Дубай. Такой человек нам в группе не нужен!
И положил трубку. Но состояние, в которое он меня ввел было настолько сильным, что я тут же позвонил директору и сказал, чтобы тот сдал билет Михайлова и ни в коем случае не допустил бы его прилет в Дубай. С тем мы и улетели –техническая часть группы. А утром в аэропорту я сказал режиссеру-документалисту, вылетавшему с нами:
– Ты хотел научиться снимать кинокамерой – снимай. Ты теперь наш оператор и твою путевку мы тебе оплатим.
Он обрадовался, правда, сказал, что первый раз будет снимать на кинокамере и ему будет нелегко. Я успокоил его, сказав, что нам, в прошлом инженерам, снять несколько эпизодов не составит сложности. И вот тут я ошибся.
Неприятности начались сразу, как только наш документалист открыл кофр с камерой. Он не мог камеру собрать. Общими усилиями, руководимые моим сыном, выпускником МИФИ, мастером на все руки мы собрали камеру. Но выяснилось, что никто не знает, как зарядить кассету пленкой. Пошли звонить в Москву Кочерову.
Тот сказал, что вышлет с Державиным книгу, где есть схема зарядки пленки в кассету, а узнав, что мой сын Сережа с нами, попросил его к телефону и через несколько минут беседы с Кочеровым Сережа сообщил, что ему все ясно, проблем нет, он хоть сейчас может зарядить кассету. Но прямо сейчас он не может этим заняться, так как договорился с какими-то ребятами пойти на пляж. Камеру он зарядил поздно ночью, накануне приезда актеров. Все было готово к съемке. И тут вдруг начал выступать наш документалист. Суть его выступлений сводилась к тому, что раз он взял на себя функции оператора, то ему положены еще и суточные, кроме того, что мы оплатили его путевку. Мы решили, что он прав и постановили оплатить ему суточные. На следующий день начались съемки и все вроде бы шло неплохо.
Камера работала, Сережа подзаряжал кассеты и наводил фокус. К концу второго дня документалист сказал, что хотел бы ко всему иметь еще и гонорар нашего оператора. Мы с директором опять согласились с ним, но окончательное решение вопроса решили оставить на Москву, когда пленка будет проявлена. Наше решение ему не понравилось, он стал ворчать, что он работает, а как у него получится, это совсем другой вопрос и т.д. Все наши попытки объяснить ему, что он не професионал, а кот в мешке, что мы рискуем, доверив ему камеру и что те деньги, что мы ему уже заплатили, вполне покрывают его труд, но если после проявки выяснится, что снял он все хорошо, то мы ему доплатим еще столько же. Короче, его нытье привело к тому, что я послал его туда, куда до этого послал Михайлова и решил дальше снимать сам. Все ночные виды из машины Державина, виды Дубая и Абу-Даби, а также начало картины с видами бухты и самолет, пролетающий над мечетью – все это снимал я и мне ассистировали попеременно, мой сын, моя жена и наш директор Соколов. Эти кадры оказались самые пригодные для монтажа, хотя все кадры, снятые в Дубае имели один общий недостаток – правый верхний угол кадра был почти везде засвечен. Потом Кочеров нам объяснил, что у «Конваса-автомата», имеющего сразу три объектива, при съемке два неработающих объектива должны быть обязательно закрыты крышками. А у нас эти объективы были вообще выкручены и потому через эти отверстия в камеру попадал свет. Все это мы выяснили, когда приехали в Москву.
