Актер, узнав о моем предложении, тут же отказывается снимать фильм как режиссер и заявляет, что как актер не будет сниматься без Бабушки. А инвестор уже требует по возвращению из Стамбула тут же вернуть ему все выданные им на этот момент деньги, если я не буду снимать Бабушку.
Проще говоря, меня прижимают к стене и выворачивают руки.
Всю ночь я провел в раздумье и пришел к выводу:
1. Фильм с Бабушкой я снимать не смогу – просто у меня ничего не получится.
2. А если не снимать этот фильм и вернуться в Москву – значит зря ухлопали деньги на поездку, на выплату аванса актерам и группе... То есть все что сделано, все впустую... Неразумно и нерентабельно.
3. Остается один путь, который хоть как-то может придать смысл всему происшедшему – снимать фильм с оставшимися актерами по новому сценарию. Которого нет, но который я должен создать в процессе самих съемок.
На этом безумном на первый взгляд плане я и остановился, успокоив себя афоризмом Нильса Бора. Я почти всю жизнь повторяю этот, оправдывающий мои, зачастую авантюрные действия, афоризм: чтобы быть верной идея должна быть безумной. По этому плану я и стал действовать.
Начал со съемок музыкальных сцен с Полищук и Укупником, которые были в нашем прошлом сценарии. Снимали в ресторане отеля, где мы жили и наши актеры-опозиционеры с удивлением наблюдали за нами: что мы там делаем, что снимаем? Но когда мы вышли из отеля и стали снимать совсем непонятные для них сцены у бассейна, которых не было в сценарии, они решили, что это уже моя агония и довольные улетели в Москву. А к этому времени мы нашли в стамбульском российском постпредстве прекрасную девочку Дашу Жердеву, которая умела и петь и танцевать и легко справлялась с предложенными ей задачами. Каждый вечер накануне съемок я писал очередные сцены известной только мне в смутных контурах новой истории и на следующий день мы эти сцены снимали. Мне это напоминало шахматную партию «вслепую», когда игрок не видит шахматной доски и диктует ходы, держа всю позицию в голове. Короче, фильм мы сняли, но делали это настолько быстро, что опередили по своим темпам работу стамбульской кинофабрики, где мы проявляли негатив. И вот в самом конце, уже перед возвращением в Москву выяснилось, что почти весь материал в браке – есть мелькание. Теперь я точно знал, что с картиной что-то с самого начала не заладилось, но сдаваться не хотелось.
И я решил, что картину мы оставим только для телепроката (пожертвовав кинопрокатом ), а видеоизображение можно корректировать компрьютером и таким образом исправить мигание. Так и поступили. В Москве мы досняли на другой камере недостающие по моему новому сценарию эпизоды со Степанченко и Зинченко, удалили на мастер-кассете мигания и картина вышла в телепрокат под значащим для нас названием – «Мы сделали это!». Она показывается часто по ТВ и, как ни странно, нравится зрителям.
