некто, читающий Энциклопедию подряд, как роман. 3a два года он добрался до буквы Е. «Представляете, Педжа, — сообщает мне доверительно, — Йосиф Панчич обнаружил ель сербскую только в 1872 году в районе Заовины и Растиша в западной Сербии! Интересно, что её ближайшие сородичи растут в Японии, Корее и на острове Ситка в Северной Америке...»;
одна полнотелая мадам, каждое утро уводящая к себе домой по соседству какого-нибудь голодного студента. «Простите вы не знаете, что это за книга?» — всегда одинаково начинает она разговор. Выходя из лавки с очередной добычей, заговорщицки мне подмигивает. «Вы знаете, можете думать обо мне что хотите, но я обожаю таких мальчиков! — призналась она мне как-то, когда мы были одни. — Нет-нет, не думайте, в постели они ничем не лучше ваших ровесников, но что-то в них есть такое... Не знаю, как вам объяснить!»;
один известный критик, который приносит связки новых, непрочитанных книг, посылаемых ему авторами на рецензию. Я выплачиваю ему семьдесят процентов от их цены, и он доволен. Опуская в очередной раз свой груз на стол у кассы, он вздыхает и говорит: «Нация всё ещё пишет!»;
один отставной полковник, всегда покупающий одну и ту же книгу: сборник материалов о боевом пути части, в которой он служил, где на сто семидесятой странице напечатана его фотография;
один писатель, интересующийся, как покупают его роман;
одна пожилая дама, покупающая детские книжки для своих внуков, которые живут в шведском городе Лунце. Пока я их ей запаковываю, она о6язательно всплакнёт. В сентябре она подарила мне банку варенья из черешни с аккуратно выведенным латинским названием Prunus avium;
один спекулянт билетами в кино, который приносит кучу мелочи, чтобы поменять у меня на более крупные купюры;
одни тип, который спрашивает книги, ещё не вышедшие из печати;
ещё один, который приносит бутылку водки «Столичная», потому что не любит пить один;
одна девушка с льняными волосами, всегда покупающая только «Маленького принца» Антуана де Сент-Экзюпери;
мальчишки из ближайшей школы, сбегающие с уроков. Они забиваются в самый дальний и тёмный угол лавки, сидят на полу и читают комиксы в ожидании конца занятий;
постовой милиционер, пользующийся нашим туалетом;
некто, имеющий обыкновение сидеть и смотреть в пустоту;
два педераста, назначающие в нашей лавке свидания;
один поэт, который возмущается, что я не выставляю его сборника в витрине;
некто, каждый раз интересующийся, не спрашивал ли его кто-нибудь. Его никогда никто не спрашивает;
