Джуна станет заведующей кафе. А работать в баре, составлять любимые коктейли завсегдатаям!.. Нет, ни в коем случае! Сначала Джуна отшутилась, потом отказалась со всей возможной серьезностью. Требования возрастали. Хорошая жена должна сидеть дома, заниматься хозяйством, радовать мужа, растить детей. В одном из последних по времени интервью Джуна рассказывала о тех днях с полной откровенностью, говорила о своем вольнолюбивом характере и непреклонности мужа: «Давиташвили мне этого не прощал, иногда закрывал в квартире на ключ, чтобы никуда не уходила. Даже с подругами не разрешал встречаться. После свадьбы полгода не выпускал на улицу. Сам продукты покупал на базаре, а меня заставлял готовить. Я сбежала и сказала: «Пойду работать или разведусь!» Но в барменши он все равно меня не пустил».
Да и она сама понимала: работа барменши — занятие до поры до времени. По городу уже ходили рассказы о необычайных способностях Джуны. Жена-врачевательница? Врач, медсестра — такое положение дел понятно, привычно. А лечить, как лечит она? Не выдумка ли это? Вдруг никаких способностей нет?
Доходило до курьезов. Что-то получилось? Говорят, у Джуны сильное биополе? «У меня биополе еще сильнее», — утверждал муж. Сколь долго продолжались бы подобные препирательства, никто не знает. Но однажды перед приемом у министра на носу мужа вздулся громадный фурункул. Что делать, времени на лечение нет. Джуна увидела во взгляде мужа затаенную просьбу, которую он никогда бы ни высказал вслух. Одной ей ведомыми приемами обработала больное место. К утру и признаков болезни не осталось. Обрадованный, умиротворенный муж отправился по делам. Зато вечером — неожиданная и столь обидная для Джуны вспышка гнева. Его жена — ведьма, видано ли это!
Оставалась еще одна возможность. Сблизить супругов могло рождение ребенка. Но брак их, видимо, был обречен. Первые роды оказались неудачными.
Ее опять посещали видения. Во время беременности Джуне однажды открылась картина: незнакомая деревня, по которой едет странная, причудливая колесница. На колеснице она, облеченная во все черное, и в руках умирающая девочка, накрытая черным покрывалом. А дорога длится, длится. Вот и деревня осталась позади. Вокруг только степь... И вдруг странный женский голос, но той, кому голос принадлежал, Джуна так и не увидела. Голос приказывал: «Встань, возьми мешок со свежеиспеченным хлебом, иди и раздавай хлеб людям».
Джуна очнулась. Ни степи вокруг, ни тряской колесницы, ни женщины рядом. Знакомая квартира, ее собственный дом.
