Джуна оделась и отправилась в ночную темноту. Женщина показывала дорогу и одновременно рассказывала о своей жизни, нелегкой, несложившейся. Она замужем, но замужество оказалось неудачным. На этом браке настаивали родители, а в Грузии слово родителей — закон. Теперь этой женщине приходилось тянуть семейную лямку. Единственная ее радость — маленький сын. С ним в ее дом пришел покой. Только ради него она и существует. Она даже представить не может, что ее сын умрет, рухнет последняя опора ее хрупкого мира. Без сына ей тоже нет смысла жить.
Джуна молча слушала скорбный рассказ и понимала: сразу две жизни находятся теперь в ее руках. Жизнь маленького, тяжелобольного мальчика и жизнь его матери, не знающей иного счастья, кроме своего ребенка.
От нее ждали чуда, но едва Джуна взглянула на мальчика, который лежал в постели, она поняла, какая трудная, почти невыполнимая задача стоит перед ней. Мальчик был необыкновенно бледен, кровь отлила от лица. Ребенок еще дышал, но дыхания почти не было слышно. Врач, находившийся тут же, у постели больного, сообщил Джуне: «Медицина бессильна». Врачи боролись за жизнь ребенка до конца, но, кажется, уже начался отек легкого.
В глазах ребенка застыла мольба. Глаза не кричали о помощи, они тихо угасали. Мальчик умирал. Джуну глубоко потряс этот взгляд, уже почти не видевший мира, меркнущий и затухающий.
Джуна поняла — она должна помочь. Вернее, должна попробовать помочь. Беззвучно она повторяла молитву, обращенную к природе, к Вселенной. Джуна сама нуждалась в поддержке, ее силы требовали подкрепления чего-то большего, не осознанного людьми, того, чему дают разные имена, а порой не дают никаких имен. Она взялась за работу.
Ее руки, о которых молва рассказывала чудеса, проделывали всевозможные пассы. Джуна пробовала разные приемы врачевания, вдруг какой-нибудь из них поможет.
Казалось, в комнате сейчас не существовало ничего, кроме умирающего ребенка и рук целительницы, сообщавшей маленькому, опустошенному смертью телу энергию жизни. Но нет, в комнате были люди, и они внимательно следили за каждым движением рук Джуны. Они понимали, при них разыгрывается вечная драма, драма борьбы за жизнь, драма сопротивления смерти. И присутствующие были на стороне жизни, они мечтали о том, чтобы борьба увенчалась успехом и смерть отступила.
Сколько времени продолжался сеанс, Джуна не помнила. Кажется, очень долго. Будто столетия прошли с того момента, как она переступила порог дома и приблизилась к постели страдающего ребенка, и до того момента, как ее руки опустились бессильно.
