Так в чем же кроется разгадка этого странного на первый взгляд выбора, ведь чем-то он продиктован? Попытаюсь предложить свое собственное объяснение. Оно может показаться кому-то еще более странным, чем выбор, сделанный героиней книги, даже вызвать возмущение. Еще бы: за спонтанным, ни к чему не обязывающим поступком вдруг пытаются обнаружить глубокий смысл, таинственную подоплеку! Но напомню, что задача автора не только рассказать о своем герое, его задача истолковать поступки, складывающиеся в единство судьбы, увидеть в каждом отдельном движении тот смысл, который, вполне возможно, не заметен даже тому, кто эти поступки совершает.
И более того, как раз неосознанность, ничем будто не вызванная тяга, желание поступить так, а не иначе указывают на скрытую предопределенность таких поступков, на направленность душевных движений. Так складывается тайный узор судьбы, чтобы выступить сразу, во всем своем великолепии, — когда человека уже не будет...
Но пока речь идет о выборе, сделанном вчерашней школьницей. Отправиться в чужой город, где ей придется приобретать чисто мужскую профессию, изучать объективы, лентопротяжные механизмы и работу мотора, а затем, после окончания техникума, возиться с киноаппаратом, поднимать тяжеленные железные коробки с катушками пленки... Зачем? Почему? Следует ответить вопросом на вопрос: а что, собственно, делает киномеханик, в чем смысл его ремесла? Однако не стоит торопиться с ответом.
Лопнувшая и подклеенная во многих местах пленка, треск слабенького движка, характерный запах горячего машинного масла и пыли — да, все это неотъемлемые атрибуты работы киномеханика, так же как неизменный и обидный крик «Сапожник!», сопровождаемый пронзительным свистом, если пленка рвется в очередной раз или смена катушек слишком затягивается (ведь речь идет о времени, когда киномеханик часто работал с одним проекционным аппаратом).
Все так, но почему бы не взглянуть на вещи шире? Киномеханик обладает способностью, которой обделены обычные смертные, разве что за исключением профессиональных волшебников и колдунов. Он вызывает тени людей, причем совершенно неважно, тени ли это живых или умерших, и по желанию публики без конца разыгрывает события, которые отделены от присутствующих и дальним расстоянием, и временем, когда они происходили. А точно ли происходили?
Кинематографический луч, направленный опытной рукой киномеханика, может проникнуть и в еще не бывшее, то бишь в гипотетическое будущее, и в не бывшее вовсе никогда, он может мучить бедные тени, беспрестанно вызывая их и неохотно отпуская на покой, чтобы в самом скором времени, когда в зале соберется очередная порция публики и начнется новый сеанс, на потребу ей снова вывести на белое полотно только что отпущенных на свободу рабов проекционного луча.
