— Не знаю. Игра наша очень опасна. Бывают удивительные люди. Пожалуй, я рад, что если девушка была, то уже покинула нас. Пойду, догоню адмирала.
Наполеон привык доверять Пчеле. Она стала частью его самого, самой лучшей и самой любимой частью. Мысли о том, что без предмета он, быть может, самый простой и заурядный человек, давно перестали его тревожить. Другое дело — Лев. Вот тут самолюбие иногда кусалось, и кусалось больно: смог бы он выиграть все эти великолепные битвы, если бы солдаты не верили всей душой каждому его распоряжению, не шли в бой с уверенностью в победе, в непогрешимости своего командующего? От этих размышлений, незаметно захватывавших его разум, портилось настроение на весь день, Наполеон становился раздражительным и вспыльчивым. И теперь знал, почему. Проклятые предметы требовали платы за свое использование! Они медленно, но верно убивали его. После того, как Имад и Колиньи рассказали ему об этих свойствах фигурок, генерал увидел подлинную картину происходившего с ним все эти годы. Одну Пчелу он еще мог выдержать, здоровье позволяло. Но и Лев, и Кролик, которого он часто надевал для забавы. Появился кашель по утрам, кололо в правом подреберье. Не за легендарным «Предметом предметов» вел Наполеон армию, а за Саламандрой, дающей и здоровье, и бессмертие. Несмотря на всю свою недоверчивость и скептицизм, в существование этого предмета он почти поверил. Все доказательства были налицо, не хватало только одного: живой Джины Бочетти.
Плавание продолжалось. Погода, которая была так важна для морских путешествий, благоволила эскадре, а больше ничто не могло помешать планам генерала. Приняв по утрам отчет о произошедших событиях от адмирала, Наполеон закрывался в каюте, откладывал в сторону все предметы и читал. Но раздражительность это не унимало: без Пчелы он намного хуже запоминал прочитанное, быстрее уставал. Раз за разом, отпустив пару корсиканских ругательств, он сдавался и возвращал злое насекомое на место, за пазуху. И как только предмет касался груди, все неприятности казались мелкими, а сердце наполняла могучая сила. Хотелось больше узнать, больше успеть, и тогда Наполеон читал ночи напролет, раскрывая перед собой древнюю и страшную историю страны фараонов. Порой он лежал до утра с закрытыми глазами, но не спал, а «переводил» прочитанное на язык, который открыли ему предметы. Перевод давался с трудом — было в правителях Древнего Египта нечто, что не могли дать им ни Пчела, ни даже Лев. Напротив, Львом они явно не обладали, хватало проигранных битв. Что же тогда было у них? Неужели таинственный «Предмет предметов», которого не видел даже Имад, посвященный во все тайны хранителей фигурки?
