Конечно же, Александр сразу понял, о ком речь, и сердце его радостно заколотилось. Какие бы вести не пришлось ему услышать, а все же это было лучше, чем не знать ничего. Он побежал во двор. Прежде, чем увидеть Байсакова, ему пришлось протолкаться через побросавших работу крестьян. Девки смотрели на ухаря, словно окаменев от изумления. Да и было на что посмотреть! Несмотря на мартовские заморозки, Иван разделся до рубахи, засучил рукава, и теперь, наслаждаясь вниманием публики, орудовал увесистым колуном так, будто это была зубочистка. Именно это и делало работу такой странной для наблюдателя: вроде и не замахивался почти рубщик, а толстенная плаха будто сама собой разлеталась на куски, да не на два, а поболее.
— Саша! — Байсаков остановился утереть пот с лица, и сразу заметил нового зрителя. — Улыбаешься! Значит, рад! А я-то немного боялся, застращали меня в Петербурге: не обрадуется он тебе!
Совершенно не церемонясь, Иван обнял товарища, обдав его густым запахом лучшей отцовской наливки — не поскупился Остужев-старший на угощения для высокого гостя, которого теперь собирался выпороть.
— Скажи сразу! — потребовал Александр, выбравшись из медвежьих объятий силача. — Какие вести? С добром приехал?
— Ну, это уж ты сам решай. — уклончиво начал Байсаков и продолжил, приблизив губы к уху Остужева: — В Европе что-то затевает один твой хороший знакомый. Вроде как, война будет большая, а где — непонятно. Ты же у нас и Бонапарта знаешь не понаслышке, и переводчик от Бога, языки за неделю выучиваешь. Вот начальник мой, Аракчеев, и решил, что хватит тебе тут пироги мамкины кушать. Кстати сказать, отменные пироги! Так вот, привез я тебе выбор. Или ты согласишься поехать с тайной миссией туда, куда я укажу, или в железо тебя закуют. То есть я, конечно, по старой дружбе дам тебе убежать. Но у меня два пакета, Саша: один твоему отцу вручить, если согласишься — там письмо с благодарностью за сына, и все такое прочее. А другой — на случай, если откажешься. Его я должен во Владимире в полицию отнести, да втайне от тебя. В гневе крут, бывает Алексей Андреевич, а дела сейчас наши не очень-то хорошо идут. Слыхал, небось, отставил его государь. И это бы еще ладно. В Европе беда, как бы до нас не достала.
— Вот как? — Остужев нахмурился. Норов у Аракчеева и вправду был крут. — Значит, или как барон сказал, или каторга, позор родителям перед всеми соседями? Хорош выбор!
— Уж, какой есть. — Иван, несколько смущенный, стал одеваться. — Я, конечно, тебе сбежать-то дам, не чужие люди. Но ты бы соглашался, Саша! Что тебе тут сидеть?
