Он пересек оставшуюся дистанцию, следуя видневшейся тропинкой, и ему открылся свет, свет, свет и множество темных форм, что могли быть только домами или движущимися наземными аппаратами. Два часа, как он полагал, и он сможет прогуляться по тем улицам, пройти среди жителей мирного Италбара, сможет остановиться в какой-нибудь гостинице, чтобы поужинать, выпить, провести обед в компании с веселым собеседником. Затем Хейдель огляделся и задумался, стоя на тропинке, по которой пришел, зная, что еще не может выполнить свою затею. Однако, вид Италбара в тот момент оставался с ним все дни его жизни.
Подавшись назад с тропинки, он нашел ровное место, чтобы разложить постель.
Он растянулся во всю свою длину, не полные шесть футов, плотно прижав руки к бокам, стиснув зубы и, на мгновение обратившись к звездам, закрыл глаза.
Через некоторое время линии на его лице сгладились, челюсти ослабли. Голова скатилась к левому плечу. Дыхание сделалось глубоким, замедлилось, казалось остановилось совсем, через некоторое время вновь восстановилось, но очень медленное.
Когда его голова перекатилась вправо, он имел такой вид, будто его лицо было заковано в панцирь, или как если бы на нем лежала в совершенстве подогнанная маска из стекла. Затем побежала испарина, и капельки, как рубины, засверкали в его бороде. Лицо начало темнеть. Оно стало красным, затем пурпурным, рот открылся, язык вывалился, воздух дыхания вошел в едином судорожном глотке, пока слюна стекала с уголка рта.
Его тело содрогнулось, он свернулся в клубок и начал дрожать крупной дрожью. Дважды глаза внезапно открывались, невидящие, и снова медленно смыкали веки. Пена выступила изо рта, он застонал. Кровь закапала из носа и окрасила усы. Периодически было слышно какое-то бормотание. Затем он надолго застыл, в конце концов расслабился и так оставался до следующего приступа. Голубой туман скрывал ступни, волновался, будто он шел через снег в десятки раз легче, чем тот, который знал. Изгибающиеся линии скручивались, переплетались, рвались, снова соединялись. И не ощущалось ни жары ни холода. Над головой не видно было звезд, только бледная голубоватая луна, неподвижно висящая в этом месте вечных сумерек. Охапки индигового цвета роз лежали слева, и голубые валуны по правую сторону.
Обойдя валуны, он стал подниматься по ступеням лестницы, что вела вверх. Вначале узкие, они становились все шире, пока их края не потерялись из виду. Он поднимался продвигаясь через голубое ничто.
