И, конечно, я не мог отдыхать. Как? Я только что был убит.
Я был перепуган и в крайнем замешательстве. Кто мог пойти на такое? И запоздалая мысль, зачем это им?
Пока я валялся там, окруженный стерильной белизной, то потея, то впадая в озноб, я понимал, что должен идти, и я хотел пойти и быстро разобраться, что со мной сделали. Но я только что перенес сильнейшее потрясение и испытывал физический страх перед тем, что увижу, перед доказательством содеянного. Некоторое время это подавляло меня, и я не пытался встать. Я был также достаточно разумен, чтобы понять, — пока не ослабнут эти первые эмоции я не буду ни на что годен.
Поэтому я покорился, заставил себя думать. Убийство. В сущности, неслыханное дело в наше время. Я не мог припомнить, когда было совершено последнее убийство, где бы то ни было, а ведь я находился в более выгодном положении, чем многие другие, чтобы знать о таких вещах. Профилактические меры для улучшения состояния и эффективное подавление насильственно-агрессивного инстинкта способствовали снижению криминогенности. Имелся так же богатый медицинский опыт, когда все-таки приходилось латать жертву патологической вспышки. Но хладнокровное, преднамеренное убийство, такое, как в моем случае… Нет, все это было ужасно давно. Какой-то более циничный призрак моего прошлого шепнул мне на ухо, что вполне может быть и так, что по-настоящему хладнокровные и преднамеренные совершаются так здорово, что они даже и не похожи на убийства Я быстренько отправил призрак в небытие, которого он давно заслужил. Или так мне думалось. При том качестве информации, хранящейся в Доме на каждого, это было практически невозможно.
Самое неудачное, что это выпало на мою долю. Теперь требовалось сделать только что отвергнутое мною, как невообразимое для кого-либо. То есть, изыскать возможность сокрытия происшедшего. Но, в конце концов, я ведь особый случай. На самом деле, я не считаюсь…
Смешок, прозвучавший так, словно он вырвался из моего собственного горла, подействовал мне на нервы.
— Хорошо сказано, старый крот! — решил я внутри себя. — Полагаю, что к этому можно относиться с определенной долей иронии.
— Вздор! У тебя совсем нет чувства юмора, Лэндж!
— Я понимаю противоречивость моего положения. Но я не считаю убийство смешным делом.
— Когда жертва — это мы, да?
— Ты употребил не то местоимение.
— Нет, но будь по-твоему. Твои руки в крови, как и у любого.
— Я не убийца! Я никогда никого не убивал!
