— Скотина, — негромко сказала девушка, растирая запястье.
Она присела на корточки перед старухой, погладила седые волосы.
— Пи-ить.
— Я хотел пристрелить ее, чтоб не мучилась, — пробормотал я: щека горела.
— Принеси воды.
Вернувшись в кабинет, я развел костер и стал растапливать снег. Мне было досадно, что причинил Марине боль и, вместе с тем, почему-то приятно. Казалось: минуту назад я что-то доказал ей, хотя что именно, не знал.
Вода в шлеме-котелке забурлила.
Марина все так же сидела над старухой, поглаживала похожую на корень старого дерева руку:
— Не надо бояться —это совсем не больно, — шептала девушка. — Глаза закроются —и все.
Старуха, похоже, слушала, приоткрыв покрытые пленкой глаза.
— Принес воду?
Я подал шлем.
— Еще горячее не мог? Подай, что ли, снега.
Растворив свежий снег в кипятке, Марина принялась аккуратно смачивать рот старухи, та зашлепала губами.
— Пей, мама, пей.
Мама?
Марина поила старуху, придерживая ее голову рукой.
«Опять заставит хоронить», — пришло в голову, но раздражения я не почувствовал. Ну, заставит, да, она такая…
Тем временем со старухой начало происходить то, что должно: Теплая Птица оставляла ее. Дыхание участилось, руки-ноги мелко дрожали.
Потом вдруг грудь старухи, прикрытая тряпьем, поднялась и стала медленно опускаться. Из открытого рта шумно и долго выходил воздух, казалось, что сейчас она вздохнет и поднимется, но, сделав несколько судорожных движений, старуха замерла.
Марина поднялась. Я подумал —сейчас заговорит о похоронах, но девушка молчала, грустно глядя перед собой.
— Андрей, еще раз позволишь себе подобное, — произнесла она, так и не взглянув на меня, — я уйду.
И снова мне стало не по себе:
— Я не хотел хватать тебя за руку…
— Да я не о том, — отмахнулась Марина, — Кто дал тебе право распоряжаться чужими жизнями?
— Но…
— Не надо! Я думаю, ты все понял. Пошли.
Она подхватила котелок, выплеснула на пол остатки воды и вышла из кабинета. Я поплелся за ней, автомат на плече виновато поскрипывал.
Старуха осталась одна в темноте.
Пока мы отсутствовали, в мой рюкзак забралась крыса, изловчившись, я поймал ее за хвост. Зверек завертелся, щекоча задубелую руку острыми зубками.
— Прекрати, — поморщилась Марина, застегивая куртку.
Я ухмыльнулся, отшвырнул запищавшую крысу.
И тут же на улице застрекотал вертолет. В окно ворвался слепящий свет и крики:
— Рассредоточились! Трое сюда, трое туда.
Стрелки. Зачистка!
Я схватил Марину за руку.
— Тише.
— Барух, Семен! — заорал грубый голос так близко, что сердце у меня заныло. — Вы че, уснули там, б … ди?
