— А кто он такой? Откуда вылез?
— Понятия не имею. Сам из Москвы. Начал появляться на тусовках года полтора-два назад. Услуги разные оказывал то одному, то другому. Потихоньку стал для тусовки своим. Потом где-то Лену откопал. А как Марина Снегирева погибла, Лена и начала петь ее песни.
— Он о Марине Снегиревой что-нибудь говорил?
— Говорил о какой-то удивительно талантливой девушке. Где-то в провинции откопал. Обещал вывести её на эстраду и поразить всех. Я думаю, что это и была Снегирева. Хотя фамилии этой Толстый никогда не называл. Снегирева погибла, но он и Лену нормально раскрутил. Я думаю, он такие бабки сейчас срубил, какие нам с тобой и в страшном сне не приснятся. И ещё срубит, будь уверен. Лена сейчас только на взлёте. Её время впереди.
— Слушай, Стас, а с этим Толстым все чисто?
— Не знаю. С такими денежными делами по определению всё чисто быть не, может. Но я ничего такого не слышал. Была, правда, одна история. Мальчишка молодой появился. Говорили, что стишки пописывает. Тоже пытается пробиться в поэты-песенники.
— Почему «тоже»?
— Да таких вокруг поп-звезд знаешь сколько крутится? Сто тысяч штук на одну звезду. А этот пацан с Толстым на тусовках частенько встречался. А потом внезапно пропал. Поговаривали — убили его. Причем глупо, на улице. Шпана какая-то. Забили насмерть. Их так и не нашли.
— И каким боком тут Толстый?
— В общем, никаким. Но ты спросил — я ответил.
— Понятно. А как того парня звали?
— Да хрен его знает.
— А узнать можешь?
— Поспрашиваю. Позвонишь через пару дней. А что это ты вдруг тусовкой интересуешься? Ты ведь этих ребят терпеть не можешь.
— Да как тебе сказать, есть интерес…
— Не хочешь — не говори. Твои дела.
— Да нет никаких дел, Стас. Или пока нет. Короче, если что-нибудь будет, ты узнаешь первым. И вот ещё что: ты мужик не трепливый, не надо про наш разговор никому рассказывать.
— Ну, Совин, ты прямо Шерлок Холмс! Ладно. Никому ничего говорить не буду. Мне оно ни к чему. Но насчет того, что если что-нибудь будет — помни: ты обещал. Давай плати да пошли. Мне ещё в редакцию надо.
— Ага. Я тебя хлебом кормлю. И, заметь, с маслом. А ты меня баснями, как того соловья.
— Честный бартер. Не при деньгах я сегодня. Следующий обед за мной…
— Так я через пару дней звякну?
— Звони. Пока. Я побежал.
Стас сел в свой потрепанный «москвич», который непонятно почему называл «зинзибаром». Совин давно хотел спросить о причинах такого странного имени и постоянно забывал. Забыл и сейчас. «Зинзибар» яростно зачихал, взревел и уехал, выхлопом из трубы подняв в воздух этикетку от портвейна. Грязновата была столица, грязновата…
