— Обожди в коридоре, Полякова, — сказала Валентина Андроновна.
Искра молча смотрела на директора. Николай Григорьевич кивнул, она тотчас же вышла, а Валентина Андроновна улыбнулась. Улыбка была злой, и Артем это отметил.
— За что ты избил Юрия Дегтярева из десятого "А"?
— За дело, — буркнул Артем.
— Какое дело?
— Наше дело.
Спрашивала только она: директор молчал, глядя в стол. Поэтому Артем злился и грубил.
— Ну так я тебе скажу, почему ты его избил. Ты избил его потому, что отец Юры служит в органах.
Новость была неожиданной: в школе никто особо не интересовался, где работают чужие отцы. И Артем с искренним недоумением воззрился на учительницу.
— Да, да, нечего на меня таращиться! И дело это не ваше, Шефер, а политическое. По-ли-ти-чес-ко-е, ясно?
Николай Григорьевич неодобрительно покачал головой.
— Ну, это уж слишком, Валентина Андроновна.
— Я разбиралась в этом вопросе досконально, Николай Григорьевич. Досконально!
— Убейте меня, — вдруг громко сказал Артем. — Ну, это… Убейте!
И без разрешения вышел из кабинета.
— Шефер! — Валентина Андроновна вскочила. — Шефер, вернись!
— Не надо, — тихо попросил директор. — Валентина Андроновна, вы неправильно вели себя. Нельзя швыряться такими обвинениями.
— Я знаю, что делаю! — отрезала учительница. — Вам, кажется, разъяснили, до чего может довести ваш гнилой либерализм, так не заставляйте меня еще раз сигнализировать! А этот Шефер — главный заводила, думаете, я забыла ту вечеринку с днем рождения? Я ничего не забываю. И если Шефер не желает учиться в нашей советской школе, то пойдет работать. И я это ему устрою!
Директор скривился, как от зубной боли, но промолчал.
— Полякова! — крикнула учительница. Никто не входил и не отзывался. Валентина Андроновна еще раз позвала, потом вышла-Искры возле кабинета не было.
— Полякова! Ты где, Полякова!
Искра появилась с лестничной площадки. Молча пошла на нее, в упор глядя странными глазами.
— Что вы сказали Артему, Валентина Андроновна? Что вы сказали ему?
— Это тебя не касается. Марш в кабинет.
— Он же чернее земли, — с упреком проговорила Искра. — Я спросила, а он выругался. Он так страшно выругался…
— Он еще и ругается! — с торжеством объявила учительница, входя в кабинет. — Вот плоды вашей надклассовой демократии!
Она имела в виду директорские беседы, спевки в спортзале, зеркала в девичьих уборных и вообще весь этот слюнтяйский либерализм, который следовало выжигать каленым железом. Директор так и понял ее и опять промолчал, понурив голову.
