– Да вот пришлось покинуть родные края…
Всё, о чём сейчас рассказывала Хаджер-ханым, было почти правдой. Почти, потому что поместье, в которое она приезжала летом погостить на недельку-другую, принадлежало не им, а тому богатому старику, которого она называла дедушкой.
Её мать, черкешенка, выросла в доме у этого старика. А потом её выдали за телеграфиста. Бабушка же Хаджер, жившая с ними, когда-то была прислугой при султанском дворе. Она рассказывала детям разные истории о той поре своей жизни. И как-то само собой получилось, что Хаджер-ханым в конце концов стало казаться, будто их род ведёт начало прямехонько от султанского двора…
…Детство Хаджер кончилось рано. Она была шустрой, миловидной, синеглазой девчушкой с маленьким носиком кнопкой. Пятилетняя Хаджер вместе со своей семилетней сестрёнкой носилась по бахчам и полям, усеянным алыми маками. Подует ветерок – и маки колышутся, словно алые волны катятся по полю…
Девочка была строптива, и уличные мальчишки обходили её стороной. Она никогда не давала в обиду старшую сестрёнку и чуть что расправлялась с мальчишками, раздавая затрещины направо и налево.
Маленькая Хаджер была сильно привязана к своему отцу. Ей очень нравился его мундир телеграфиста. Приветливый, весёлый, он умел заразительно смеяться. Только дома ему приходилось быть тихоней. Обычно, придя со службы и пообедав, он усаживался у окна, брал на колени Хаджер и пел ей вполголоса песни. Она клала ему голову на грудь, закрывала глаза и слушала, как бьётся его сердце. Хаджер ласкалась к отцу, как котёнок. От матери она никогда не видела ласки.
Эта женщина – сплошной комок нервов – постоянно сражалась на кухне со своими сковородками и кастрюлями, громыхала медными подносами и бранилась на весь дом. На её лице никогда не появлялась улыбка. Лучше было не попадаться ей под горячую руку. Обычно, когда начинался скандал, отец спешил ускользнуть в дальнюю комнату и подолгу простаивал у окна, выходившего в сад.
…Так всё шло, пока однажды в холодный, дождливый день их семья не покинула селение вместе с толпой беженцев. Хаджер тащила за руку старшую сестрёнку, но та очень скоро выбилась из сил. Она буквально таяла на глазах, как восковая свеча.
– Беги же, беги! – молила Хаджер. – Ну что ты еле тащишься?
Они сразу потеряли из виду отца и мать. Но было невозможно остановиться – они бежали, только бежали, позабыв обо всём…
Кто-то поднял и усадил девочек на высокую арбу, набитую каким-то скарбом. Прямо перед ними торчали большие рога. Сёстры дрожали от холода, их платья промокли насквозь.
