уговаривала она себя, ощутив, как раскачивается проволока, и, всем телом изогнувшись, снова влево, все-таки удержалась.
Когда она прошла больше половины, отец решил, что один раз – слишком мало. И, когда она, вся дрожа от напряжения, встала на табурет и повернулась к нему, господин директор, коротко кивнув, сказал:
“И той же дорогой назад, теперь сила слева от тебя, а вера – справа”.
Розали сжала губы, чтобы не вырвались слова протеста. Она опять, уже увереннее, ступила на проволоку, чувствуя, что путь назад будет быстрее. Вот она уже сделала четыре шага, пять, и даже ни разу не покачнулась. Я буду директором цирка, подумала она, и ни одна чаша весов не возразила ей.
Когда девочка со смешным светлым хвостиком на затылке прошлась по проволоке шесть раз, публика заскучала. Некоторые снова поднялись и направились к выходу, выражая недоумение. Людям было непонятно, почему каждый раз, когда девочка доходила до табурета, за этим следовала коротенькая пауза. Девочка смотрела на своего папу-директора, а тот знаком велел продолжать, и она опять покорно шла, балансируя на проволоке. Ну и что особенного? Если она, потеряв равновесие, упадет, то даже ногу не вывихнет. После дрессированных львов и воздушных акробатов это было довольно жалкое развлечение.
“И долго ли она собирается так ходить!” – заорал один зритель.
“Это наше личное дело, – оправдывался отец Розали, – если вам скучно, можете нас покинуть”.
В зрительном зале нарастал шум, начались разговоры, свистки. Одни вставали и уходили, другие шикали на уходящих, оставшиеся хотели знать, разрешат ли девушке выйти замуж и вообще должно же это выступление когда-нибудь закончиться.
Как долго мне еще ходить взад-вперед, подумала Розали, оказавшись в седьмой раз на середине проволоки, ведь он, если захочет, будет гонять меня здесь целую вечность. В ту же секунду чаша с верой поднялась высоко в воздух, словно кто-то опустошил ее. Я буду директором цирка, пыталась она подбодрить себя и, увидев краем глаза, что светленький мальчик все еще тут, в первом ряду, смогла удержаться на проволоке и не упасть.
Когда Розали начала свой двадцать первый заход, в шапито почти никого уже не было.
Среди оставшихся – светлоголовый мальчик и тот злюка зритель, который орал. На дальнем ряду, почти у купола цирка, две пожилые дамы очень громко обсуждали предмет спора и обе считали, что у пятнадцатилетней девочки еще не так много ума, чтобы самой выбирать, за кого ей выходить замуж. Почти все артисты успели переодеться и вернулись в шатер. Мальчик на первом ряду вытащил сигарету и закурил.
